– То, что он женат, еще не значит, что ты не можешь быть с ним, – возразила мама.

Несколько часов во Франции радикально повлияли на ее нравственные ориентиры.

– Да, думаю, ты права. Но почему это всегда так тяжело? Как только что-то начинается, так сразу какой-то подвох.

В дверь позвонили.

Я схватила маму за руку:

– Не подходи.

Но мама все равно подошла к двери, я даже пожалела, что пригласила ее во Францию.

Я услышала, что гостья представилась как Рина.

О господи! Кто угодно, только не она.

Мама вошла в кухню с Риной на буксире и после этого испарилась.

Рина стояла на пороге. Хлопчатобумажное платье облепило ее ключицы и плечи, как будто она надела его мокрым.

– Кэролайн, извини, что помешала, – сказала Рина.

Ни дать ни взять, измученная школьница с провалившимися глазами и впалыми щеками.

– Я пыталась до тебя дозвониться, – продолжила она и нашла взглядом снятую с телефона трубку.

– О. – Это все, что я смогла произнести.

Рина начала переминаться с ноги на ногу.

– Пол очень переживает, что так получилось. Он тоже пытался вам дозвониться.

– О, – повторила я. – Прошу, садитесь.

Рина провела одним пальцем за ухом, как будто хотела поправить волосы. Видимо, старая привычка, потому что поправлять ей было нечего.

– Я не отниму у вас много времени. Просто хотелось сказать, как я сожалею.

– Сожалеете? О чем?

Я залила кипятком чайный пакетик. Аромат бергамота спровоцировал острое желание отведать булочек Сержа.

– О том, что все так вышло.

– Рина, не стоит.

– Пожалуй, я все-таки присяду. Ненадолго.

– Да, конечно. Чаю?

– Нет, благодарю. Мой желудок пока не готов к большим объемам жидкости. Я убеждала Пола, что ему следует к вам заехать и все объяснить…

Я попыталась пригубить чай, но даже чашку не смогла увидеть – в голове стучали молотки, а перед глазами все плыло.

– Боюсь, Пол не очень счастлив, что я вернулась, – призналась Рина. На улице дети бегали под дождем и смеялись, их смех эхом разносился по дому. – Вы, наверное, были бы рады, если бы я не вернулась, – продолжила Рина. – Поверьте, я сама не раз хотела умереть. Если бы у меня была такая возможность, я бы предупредила о своем приезде. А в живых я осталась по чистой случайности.

– Понимаю.

– Нет, я так не думаю. Как вы можете это понять? Мне повезло, что они нарушили обычную процедуру. У нас забрали обувь, так что мы знали, что нас ждет.

– Рина, вам не обязательно об этом…

– Нас везли на поезде из Майданека в другой лагерь, вспомогательный. Так мы думали. Состав остановился где-то на территории Польши. Всем приказали выйти. – Рина замолчала и посмотрела в окно. – Я тогда болела. Думаю, это был тиф. Так что, когда нас вели через лес, я еле ноги передвигала. На земле, вдоль тропинки, были разбросаны деньги. Их выбрасывали те, кого вели туда до нас. Чтобы немцам меньше досталось. Во всяком случае, я так подумала. Некоторые начали перешептываться: мол, нас ведут на какие-то работы. Но я все поняла. Нас привели к какому-то сараю и приказали раздеться.

– Рина, прошу вас, вы не обязаны мне об этом рассказывать…

– Извините. Вам так тяжело это слышать?

Я отрицательно покачала головой.

– Все произошло очень быстро. Они выстроили нас на краю длинного рва… – Рина как будто потеряла нить рассказа и мысленно перенеслась куда-то далеко. Потом встряхнулась и продолжила: – Девочка, которая стояла радом со мной, увидела то, что было внизу, и закричала. Мама взяла ее на руки. Их расстреляли первыми. Автоматная очередь отбросила их на меня, и мы втроем покатились в ров. – Рина замолчала, а я замерла, даже не моргала, так боялась ей помешать. – Я лежала там, внизу, а на меня падали тела расстрелянных. Затем и выстрелы стихли. Свет между телами стал тусклым, так я поняла, что наступил вечер. После выбралась изо рва и пошла в сарай, чтобы найти какую-нибудь одежду. – Рина посмотрела на потолок. – Звезды в ту ночь были похожи на яркие букеты. Они словно склонились над нами и сожалели, что ничем не могут помочь. Я вышла из леса и набрела на фермерский дом. Хозяева, муж и жена, приютили меня. Немцы, их сын погиб на Восточном фронте. Жена сначала боялась, что я украду ее наручные часы. Красивые такие часы – подарок сына. На них много чего можно было сменять. Но они оказались очень добрыми людьми. Уложили меня в кровать своего мальчика и выхаживали, пока я не выздоровела, как родную. Кормили теплым хлебом с клубничным джемом. А я их заразила – так отплатила за гостеприимство.

Я передала Рине салфетку. Она промокнула один глаз, подержала секунду, затем приложила к другому.

– Старик умер первым. Потом пришли русские. Я им сказала, что мы заразные, но им было плевать, они положили мне на лицо дерюгу и изнасиловали. Потом изнасиловали жену фермера и забрали ее часы. Она в ту же ночь и умерла. Что случилось дальше, я помню урывками. Был госпиталь. Теперь вы понимаете, что я вернулась бы раньше, но…

– Рина, это все ужасно, я вам очень сочувствую. Но я не понимаю, зачем вы все это мне рассказываете?

– Я знаю, что Пол много для вас значит…

– Это он вам сказал?

– Когда в первый раз вернулся из Нью-Йорка. В то время меня это мало волновало. Но сейчас все по-другому.

Естественно, по-другому.

– Кэролайн, я желаю вам счастья. Но я не отдам вам Пола. Может, когда-нибудь потом, но не сейчас.

Она ухватилась за край стола, я поняла, что ей нужен отдых.

– Рина, думаю, вам пора вернуться домой к Полу.

– Да, но мне нужно кое о чем вам рассказать.

Господи, о чем еще?

– Я пока не говорила об этом Полу.

Рина, чтобы собраться с силами перед очередным рывком, сделала глубокий вдох.

– Послушайте, сейчас явно не стоит…

– Пола забрали первым. Я была слишком больна, даже есть не могла. Сначала думала, что это грипп, но потом поняла… Я… В общем, я ждала ребенка.

Последняя фраза Рины словно повисла в воздухе между нами. Как чудесно это формулируют французы. Не забеременела, а ждала ребенка.

– Забеременела?

Рина посмотрела мне в глаза и едва заметно кивнула.

– И отец… – начала я и осеклась.

– Пол. – Рина опустила голову и долго смотрела на свои руки. – Подозреваю, война странным образом влияет на людей. В нашем случае она нас сблизила. Видимо, ребенок понимал, что происходит. Она родилась в тот день, когда за мной пришли гестаповцы. Утром на Пасху.