Я тут же протягиваю ей фляжку.

– Потому что нельзя. Это противозаконно.

Однако Валаска не забирает у меня напиток и напоминает:

– Насколько я помню, спасать шелки по закону тоже нельзя.

А в этом что-то есть. Я ещё раз подношу фляжку к губам и делаю маленький глоток. Напиток горько-сладкий, маленькие пузырьки щекочут мне нёбо и язык. Молоко легко проскальзывает в горло и согревает грудь. Становится тепло, как от огня, которым меня касался Айвен.

Головная боль отступает, и я делаю ещё глоток, а потом мы с Валаской облокачиваемся о деревья и смотрим на звёзды.

По телу разливается тепло, мышцы расслабляются, а все тревоги медленно улетают, будто унесённые на крошечных крыльях.

– А неплохой напиток, – благодарно киваю я, покачивая фляжку в руке.

– Осторожнее, гарднерийка, – смеётся Валаска. – Он довольно крепкий. Тебе, пожалуй, хватит.

Я притворно хмурюсь и из чувства противоречия делаю ещё один большой глоток, всё глубже утопая в манящем тепле.

– Выходит, ты владеешь магией рун, – бросив взгляд на руническую палочку у пояса Валаски, спрашиваю я.

– Да, – подтверждает она.

Мне вдруг вспоминается зачарованная Тьерни и её страдания.

– Мой друг Андрас рассказывал, что амазы почти научились снимать чары, наложенные феями, чтобы менять облик друг друга. Ты можешь снять такие чары?

– А у тебя есть знакомые зачарованные феи? – ухмыляется Валаска.

– Всё может быть, – осторожно отвечаю я.

Валаска смеётся в ответ.

– Мы научились снимать заклинания, наложенные феями огня.

– А заклинания водных фей вам пока не даются?

Она качает головой:

– Пока нет. Однако скоро мы их расшифруем. Они немного сложнее. Их чародеи накладывали заклятие одно поверх другого, потому и снять их непросто. Как будто собираешь мозаику. Но мы обязательно найдём решение.

Во мне разгорается надежда. Надо обязательно рассказать Тьерни о хитростях амазов. Я вглядываюсь в даль, однако из всех городских зданий вижу лишь великолепный Королевский зал и статую Великой богини на главной площади.

– Странные вы, – сообщаю я Валаске. Напиток развязал мне язык, хочется говорить обо всём, что приходит в голову. – Вы делаете столько важного и полезного: помогаете феям снимать заклятия, противостоите гарднерийцам, принимаете беженцев. Вот только… ваши мальчики… Я видела сына Сорчи… Я тебе не говорила? Я рассказала ей о нём. Знаешь, что она ответила?

Валаска вопросительно поднимает брови.

– Она сказала, что ей всё равно. А мой друг Андрас в неё влюблён. Но и он для неё пустое место. Почему вы такие бессердечные?

Валаска смотрит в сторону.

– Не суди о том, чего не знаешь, – произносит она.

Я презрительно фыркаю и отворачиваюсь.

Перед глазами всё плывёт, как в тумане. Алое сияние над городом амазов смешивается с серебристым светом луны, как на палитре художника.

– Когда Сорча отнесла своего малыша ликанам, я две недели ночами сидела около неё. Она засыпала, только выплакав все слёзы. Ей было очень тяжело отдать малыша. И расстаться с Андрасом тоже.

Я потрясённо поворачиваюсь к Валаске.

– Но мне она сказала… и мне показалось, что она ненавидит Андраса. И Коннора.

Валаска недоверчиво усмехается.

– А ты думала, что Сорча разрыдается и станет оплакивать Андраса и сына в Королевском зале, набитом воительницами? Всё гораздо сложнее, чем кажется. Многие из нас влюблены в мужчин, страдают по сыновьям, некоторые тайно навещают и детей, и любовников. Ты же встречалась с Кливом Сореном и наверняка догадалась о его отношениях с Фрейей. Это давно всем известно.

– Ну да, догадалась, – признаю я.

– Фрейя ездит к нему несколько раз в год. Говорит, что отправляется на охоту. Одна. Никто её ни о чём не спрашивает, и она никому ни о чём не рассказывает. Её просто оставили в покое.

– А если бы рассказала?

– Её бы изгнали из наших земель.

– Навсегда?

Валаска кивает, словно поддерживая такое решение.

– И ты с этим согласна?

По лицу Валаски пробегает тень.

– Не знаю, Эллорен. – Она отворачивается, пряча глаза. – Мне кажется, нельзя использовать кого-то только для зачатия ребёнка. А именно так мы обращаемся с мужчинами. – Она снова смотрит мне в глаза. – Поэтому мой ответ – нет. Я не согласна.

– И что ты собираешься с этим делать?

Весёлый козлёнок подбирается к Валаске и покусывает её за ногу. Она склоняется к нему, чтобы ласково погладить за ухом.

– Не знаю. Это очень сложный вопрос.

Я делаю ещё один глоток – этот напиток придаёт мне невиданную храбрость.

– А у тебя тоже есть тайный возлюбленный?

Губы Валаски изгибаются в чувственной улыбке.

– У меня их было несколько.

Ещё раз отпив из фляги, я передаю её Валаске. Чародейка вздыхает и задумчиво смотрит на неё, прежде чем взять из моих рук и сделать большой глоток.

– Кто же твой тайный возлюбленный? – спрашиваю я, дождавшись, когда Валаска снова прислонится к дереву.

Она хрипло смеётся и лукаво улыбается мне.

– Это не он – она. У меня всегда были только женщины.

Я удивлённо распахиваю глаза.

– И здесь можно открыто заявлять об этом?

– Конечно, – посерьёзнев, отвечает Валаска.

Эти слова меня отрезвляют. Сколько всего запрещено в Гарднерии, да и в других странах Западных земель… а у ликанов можно любить, кого пожелаешь… да и в землях амазов, как выясняется, никто не боится признаться в подобном.

Интересно, сможет ли Тристан свободно жить в землях Ной? От мысли о том, что мой младший брат скоро уедет, быть может, навсегда, рвётся сердце, однако я хочу, чтобы он был счастлив. Пусть он найдёт свою землю и счастье, если такое возможно.

Валаска стоит, полуприкрыв глаза и привалившись к дереву, как к единственной опоре. Она выглядит так, как я себя чувствую – сонная, размякшая. Улыбаясь своим мыслям, она делает ещё глоток и смотрит на город в алой дымке.

Я тянусь к фляжке, однако Валаска отдаёт её очень неохотно.

– Эллорен, мне кажется, тебе на сегодня хватит. – Её глаза встречаются с моими, и мы долго-долго смотрим друг на друга. – Знаешь, ты очень красивая, – говорит Валаска без тени заигрывания.

Я с отвращением фыркаю.

– Ничего подобного. Я похожа на бабушку.

Валаска тихо посмеивается.