13 ноября. Энгельс же был озабочен тем, чтобы развитие движения не пошло слишком быстрым ходом. «Желательно, — писал он, — чтобы сначала наступило „улучшение“ в сторону затяжного кризиса, прежде чем последует второй и решительный удар. Затяжной гнет нужен на некоторое время для того, чтобы разжечь дух населения. Пролетариат будет тогда лучше бороться, с большим знанием дела и с большим единодушием — совершенно так же, как кавалерийская атака гораздо лучше удается, если лошади должны пробежать рысью 500 шагов, прежде чем пускаются каррьером на врага. Я бы не хотел, чтобы что-нибудь разразилось слишком рано, прежде чем движение охватит всю Европу; борьба сделалась бы тогда более трудной, более длительной и колеблющейся. Май или июнь еще почти что слишком ранний срок. Массы, наверное, сделались чертовски безучастными, благодаря долгому благополучию… Я, однако, в таком же настроении, как и ты. С тех пор как лопнуло надувательство в Нью-Йорке, прямо не сидится в Джерси, и мне страшно весело среди общего краха. Буржуазная грязь последних лет до некоторой степени пристала ко мне; теперь я ее смываю и становлюсь другим человеком. Кризис благотворно действует также на мое здоровье и принесет мне не меньшую пользу, чем морские купания; я уже теперь это замечаю. В 1848 г. мы говорили: теперь наступает наше время. Оно действительно наступило тогда в известном смысле. А на этот раз оно наступает вполне: теперь речь идет о завершении дела».

О завершении, однако, еще дело не шло. Кризис имел свои революционные последствия, но другого рода, чем предполагали Маркс и Энгельс. Они, впрочем, не предавались ни на чем не основанным утопическим надеждам, а с величайшим вниманием следили за ходом кризиса день за днем, и Маркс писал 18 декабря: «Я страшно много работаю, большею частью до четырех часов ночи. Работа у меня двоякая: 1) Разработка основных положений экономии (чрезвычайно необходимо для публики понять суть дела, а для меня лично сбросить эту гору с плеч). 2) Теперешний кризис. Относительно него я только веду точную запись, но это отнимает много времени. Думаю, что к весне мы составим вместе брошюру обо всей этой истории, чтобы вновь заявить немецкой публике, что мы все еще на своем посту и такие же, как были». Из брошюры ничего не вышло, так как кризис не вызвал брожения в массах; но именно благодаря этому у Маркса остался досуг для выполнения теоретической части своего плана.

За десять дней до письма Маркса жена его писала умирающему Конраду Шрамму в Джерси: «Мы ощущаем американский кризис на своем кармане, так как теперь Карл пишет в „Трибуне“ только одну корреспонденцию в неделю вместо двух. „Трибуна“ отказала всем своим европейским корреспондентам, кроме Баярда Тэйлора и Карла. Несмотря на это, Мавр — вы это, конечно, вполне себе представляете — в чрезвычайном подъеме духа. К нему вернулась вся его прежняя работоспособность и легкость работы, прежняя свежесть и ясность духа, надломленная со времени нашего великого горя — потери любимого ребенка, о котором будет вечно скорбеть мое сердце. Карл работает весь день для добывания хлеба насущного, а ночью заканчивает свою „Экономию“. Теперь, когда этот его труд отвечает настоятельной потребности, найдется же для него, надеюсь, какой-нибудь несчастный издатель». Издатель действительно нашелся благодаря стараниям Лассаля.

Лассаль написал Марксу в апреле 1857 г. в старом дружеском тоне, выражая только удивление, что Маркс так запустил переписку — о причинах этого он ни малейшим образом не догадывался. Энгельс советовал Марксу ответить на письмо Лассаля, но Маркс не ответил. В декабре того же года Лассаль снова написал, но по случайному поводу: двоюродный брат Лассаля, Макс Фридлэндер, просил его предложить Марксу сотрудничество в «Венской прессе». Фридлэндер был одним из редакторов этой газеты. Маркс ответил отказом на предложение Фридлэндера, говоря, что хотя настроение его и «антифранцузское», но оно вместе с тем и «антианглийское», и он менее всего расположен стоять за Пальмерстона. На жалобу Лассаля, что, как он ни чужд сентиментальности, ему все же было больно не получить ни слова в ответ на свое апрельское письмо, Маркс ответил «кратко и холодно», что не ответил по причинам, которые неудобно разъяснять в письме. К этому он прибавил еще только несколько слов о себе, причем сообщил, что собирается выпустить в свет экономический труд.

В январе 1858 г. в Лондоне был получен экземпляр лассалевского «Гераклита»; об отправке книги автор сообщал в декабрьском письме, причем писал, что берлинский ученый мир очень восторженно отзывается о «Гераклите». Уже то, что за посылку пришлось доплатить два шиллинга, «обеспечило книге плохой прием». Но и к содержанию «Гераклита» Маркс отнесся довольно отрицательно. «Грандиозная выставка» учености не производила на него большого впечатления. Он говорил, что легко нагромождать цитаты, когда имеешь для этого достаточно денег и времени и есть возможность получать на дом книги из боннской университетской библиотеки. Среди этой философской мишуры Лассаль, по словам Маркса, движется с ловкостью человека, впервые надевшего изящный костюм. Это суждение о подлинной учености Лассаля было несправедливое, но вполне объяснимо, что книга Лассаля производила неприятное впечатление на Маркса по той же причине, по которой, как он полагал, она нравилась профессорам: Маркса отталкивала старообразность духа в молодом человеке, который слыл великим революционером. Как известно, большая часть книги написана была за десять лет до ее появления в свет.

По «краткому и холодному» ответу на свою жалобу Лассаль все еще не догадывался, что произошло нечто неладное. Слова Маркса о необходимости личного объяснения он понял — совершенно, по-видимому, простодушно, а не умышленно, как подозревал Маркс, — в том смысле, что Маркс хочет сообщить ему нечто конфиденциальное. Он ответил в феврале 1858 г. совершенно просто, ярко изобразил, в какой обман вовлечена берлинская буржуазия, упоенная браком прусского кронпринца на английской принцессе, и, кроме того, предложил найти издателя для труда Маркса по политической экономии. Маркс принял его предложение, и уже в конце марта Лассаль заключил для Маркса условие со своим собственным издателем, Францем Дункером, на еще более благоприятных условиях, чем рассчитывал автор. Маркс сам высказал желание, чтобы труд его выходил выпусками, и был готов отказаться от всякого гонорара за первые выпуски. Лассаль же обеспечил ему с самого начала три фридрихсдора за печатный лист, в то время как обычно профессора получали по два золотых. Издатель только выговорил себе право прекратить издание на третьем выпуске, если оно не будет покрывать расходов.

Прошло, однако, более девяти месяцев, прежде чем Маркс подготовил к печати рукопись первого выпуска. Новые приступы болезни печени и домашние