не можем их объединить, даже если наши подданные на это согласятся. Кому из нас следует оставить свои владения? Как вы говорите, Варис понимает, что такое обязанности. В общем, такое невозможно.

Лумивеста умолкла, не в силах продолжать, а Березар сидел, неотрывно глядя на нее.

– На несколько дней усадьба Странжа заставила меня об этом забыть, – наконец сказала она. – И если я проведу здесь больше времени, то возненавижу это место. Поэтому мне лучше уехать. Возможно, я вернусь сюда, независимо от того, будет ли здесь Варис. Я пока не знаю.

– Знаете, а ведь Странж держал Агату на руках, – ровным тоном сказал Березар. – Напрямую касаясь ее кожи.

– Что-что? – недоуменно переспросила Лумивеста.

– Это секрет. Обещайте, что вы никогда Агате об этом не расскажете. Она не знает.

– А при чем тут наши с Варисом отношения?

– Вам известно, что произошло с компаньоном милорда Извора. После смерти Рисси Агата забилась в горячке, и жар был таким сильным, что тлела ткань на теле. Никто не мог ничего сделать. «В моем доме тьма, и с ней нужно бороться», – сказал Странж и пять дней ухаживал за Агатой, – с благоговейным изумлением произнес Березар. – Недаром Дани называет его тем, кто может совладать с силами, не подвластными нам, простым смертным. – Немного успокоившись, он продолжил: – Когда Агата выздоровела, то оказалось, что она ничего не помнит о случившемся. Не знаю, что и как объяснил ей Странж. Ведь притронуться к ней невозможно. Как горько впервые в жизни ощутить чужое прикосновение через болезнь и смерть… – Он сокрушенно покачал головой.

– А еще горше сознавать, что этого больше никогда не ощутишь, – вздохнула Лумивеста.

– Да, такое сродни утрате причастности к Богине, – сказал Березар.

В его голосе больше не слышалось напряжения.

– По-вашему, общение со мной сродни причастности к Богине? – внезапно осмелев, шутливо осведомилась Лумивеста.

– Да, конечно.

Она со смешком ахнула.

– Это относится к каждому из нас, если мы справедливы и верны себе, – с улыбкой сказал Березар. – Это и есть любовь, Лумивеста. Поэтому она нам нужна. Возможно, Варису она нужна больше, чем вам или мне, потому что… сейчас только она способна его спасти.

Лумивеста вздрогнула:

– Вы… вы думаете о его духе?

– Да. И не только о нем.

– А вы когда-нибудь беседовали о Варисе… с кем-нибудь еще?

– У меня были такие возможности. Одну я упустил, а вторую отверг, – с едва заметной улыбкой сказал Березар. – И если я сейчас поступаю неправильно, то это ошибка совсем другого рода. – Он наконец ненадолго отвел взгляд, в котором сквозило сожаление и горечь утраты.

Лумивесту это почему-то не удивило; она лишь поняла, что ей придется хранить еще один секрет. Гораздо больше она удивилась тому, что сразу этого не увидела.

Березар быстро взял себя в руки.

– Всю жизнь, отпущенную мне Богиней, я буду рядом с ним ради его духа. Но это лишь часть моего призвания, ведь дух – всего лишь часть души. Если сердце Вариса зачахнет, то и дух его угаснет. Свет без радости… сжигает и разрушает.

– Вы просите очень многого, – сказала Лумивеста.

– Воистину.

– А чем мы… будем друг для друга?

– У вас большая усадьба?

– Да.

– Если бы в ненастную ночь вы выглянули на улицу и увидели под дождем путницу со свечой, то как бы вы поступили?

Лумивеста невольно сделала знак оберега: Шиара, Защитница плодов.

– Вы же знаете, я живу в суровом краю. Для таких случаев у нас есть одно-единственное правило.

– Такое правило есть у всех, – негромко произнес Березар. – И вы его помните. Если вы даете приют путнице, что-нибудь произойдет. Возможно, она уснет, так и не проронив ни слова. Может быть, она всю ночь будет развлекать вас своими рассказами. Может, она окажется воровкой, а может, родит ребенка. А возможно, выяснится, что она – мерцалина, которая к утру наведет на вас страх смерти. Вы не знаете ни кем для вас станет путница, ни кем вы станете для нее. Вы просто помните правило: свеча не должна погаснуть, иначе никакой истории не будет.

Оба умолкли. За стенами библиотеки усадьба Странжа жила своей жизнью.

Облизнув пересохшие губы, Лумивеста спросила:

– Когда уезжает Винтерхольм?

– У вас еще есть время.

– И все же… – Она встала. – Пожалуйста, попросите его перед отъездом поговорить со мной.

Березар кивнул, и Лумивеста вышла.

Сидя в мягком удобном кресле, Березар подался вперед и вздрогнул. Если бы Богиня сейчас оглядела свои владения, то смела бы его легчайшим взмахом ресниц. Он совершил то, что должно было совершить, а значит, он должен был это совершить. Не столь важно, что случится потом: это зависит от Нее, от Лумивесты и от Вариса. Но если бы Березар не попытался спасти дух своего друга, любыми способами вытащить его из зияющей пустоты, то просто притворялся бы священнослужителем. И это следовало бы пресечь, прежде чем он возьмется изображать таинство причастия и будет испепелен первым же совместным вздохом.

Это слишком великая сила, снова подумал он, чересчур огромный механизм, а все его рычаги и шестеренки заперты в шкафах, которые он не может открыть. Действительно ли Варис и Лумивеста сопряжены? Ведь они оба подвержены внезапным порывам обычного жара, который так же быстро охладевает и рассеивается.

Березар долго смотрел на стену библиотеки, за которой скрывался вход в Темный Покой усадьбы Странжа.

В конце концов он тяжело поднялся с кресла и пошел наверх.

Агата, в скромном синем платье и туфлях, стояла в гостиной, в трех шагах от входа. В дверь постучали.

– Входите, – сказала она.

Березар открыл дверь.

– Добрый день, Березар, – сказала Агата, не сходя с места. – Судя по вашему виду, я понимаю, зачем вы пришли. Может быть, лучше подождать?

– Нет, мне нужно поскорее, – сказал он, стараясь, чтобы речь не звучала ритмично.

Ритм сейчас не тревожил Агату, но она все равно была благодарна за такую заботу.

– Что именно?

– Земля.

– Тогда увидимся в вязовой роще.

Он отрывисто кивнул и вышел.

Агата захлопнула дверь, сменила туфли на черные сандалии, чтобы подчеркнуть связь с землей, и спустилась по южной лестнице на первый этаж.

Березар спешил, но Агата сегодня еще не ела. Она заглянула на кухню. Повариха Лилия подала ей ломоть свежего хлеба и плошку куриного супа. За кудахтаньем кур Агате слышалось невнятное бормотание лука и картофеля, тихий шепот растущей пшеницы – глубинная поэзия земли.

Для Агаты самым важным в языке был ритм; именно в ритме заключалась сила ее чар. Однако самым интересным были значения слов, их колебания и изменения, подобные