– Сильнее, – поправил Лукошин сварливо. Пояснил, видяприподнятую бровь Косиновского: – Не лучше воздействуют, а сильнее.

Косиновский кивнул.

– Полностью с вами согласен, господин Лукошин. Но нам это инадо, не так ли?

Лукошин фыркнул.

– Нам? Вы в этом деле тоже с нами?

– В этом – да, – подтвердилКосиновский. – Итак, давайте сразу к делу. У вас есть умелыесценаристы, чтобы быстро сделали то, что нам нужно?.. Или мне взять и это всвои руки?

Лукошин вскинулся, протестуя, как же доверять проклятомуолигарху такое, но я опередил его:

– Господин Косиновский, мы слишком далеки от киношного мира.Это будет пустая трата времени. Ваша идея, вам ее и осуществлять. С нашейже стороны обещаем любую помощь… какую сможем, естественно. Боюсь, что, кромемассовок, наши ребята помочь ни в чем не смогут.

Он улыбнулся, взглянул на часы, поднялся.

– Очень приятно было иметь с вами дело, господин Зброяр.И с вами, господин Лукошин. Начинаем работу, придется спешить. Я будудержать вас в курсе!

Когда за ним закрылась дверь, Лукошин подошел к окну,осторожно приоткрыл краешек занавески. Я сказал торопливо:

– Не надо, заметят. Смотри, все видно.

Он некоторое время наблюдал, проговорил со смешком:

– Выходят телохранители… Ага, вот еще трое выводят и егосамого… на трех машинах приехал! Охрана, как у президента.

– Ты чего задирался? – спросил я.

– Не люблю богатых, – ответил он, не поворачиваясь,видно было, как провожает взглядом двигающиеся машины. – А этот… унего же денег горы! В списке самых богатых людей планеты!.. Добро бысам заработал, как Билл Гейтс, так нет же…

– А как? – спросил я.

Он пожал плечами, повернулся ко мне.

– Наворовал. Подсуетился. Вовремя провернул операцию сваучерами. Хапанул то, что принадлежало другим.

Я сказал раздраженно:

– После падения советской власти все разделили на всех ивсем раздали по маленькому кусочку. В том числе и Косиновскому – одинваучер. Да еще членам его семьи по ваучеру. Никто не заставлял силой остальныхлохов отдавать ему свои ваучеры!.. А то, что он у них забрал, – правильноедело. Все равно бы пропили, просрали. Ладно, давай о деле. То, что он задумалснять фильм о Рюрике, – прекрасно. Понятно, в каком духе все будетсделано.

– А если нет?

– Иначе бы не приходил к нам, – отрезал я. – Тыэто знаешь.

– Знаю, – ответил он, но голос оставалсямрачным. – Значит, и другие олигархи к нам потянутся. Не все, конечно, ине так откровенно… кто-то предпочтет действовать через посредников, но нам надобыть готовыми!

– А мы готовы, – ответил я.

Он кивнул, взгляд его оставался острым. Меня не надообманывать, говорил он. Мы вовсе не готовы, мы всегда не готовы, как нашекоммунальное хозяйство, не подозревающее, что зимой обязательно выпадет снег.

В воскресенье – первая встреча с будущимиизбирателями. Не агитация, а просто разъяснение своей позиции. Я усталспорить со своими, что в нашем случае агитировать не надо: это не использованиенепонятного даже медикам тестостерона в лечении и фитнесе, все представляют,что такое Соединенные Штаты Америки, нужно всего лишь достаточно внятноуказывать, что вот такие, какие мы есть, не выживем. Уже не выживем. Сегодняперед нами только два пути: сожрет Китай, чуточку поделившись с Японией, плюсчто-то отхватят исламские фундаменталисты, или же успеем сдаться Штатам, чтобысовместно с ними отстаивать западную цивилизацию, ведь она, если честно, ужедавно наша. Да она наша еще с момента прихода Рюрика. Да нет, при чем тутРюрик, мы всегда были Западом!

Летом не увидеть восход, солнце поднимается к небу в товремя, которое считаем ночью, а сейчас либо еду на работу, либо уже в офисе, аиз-за домов только-только выкатывается вверх красный раскаленный шар, за нимостается шлейф, как за футбольным мячом на экране жидкокристаллическоготелевизора с малой скоростью отклика.

Я приехал, как уже привык, в сопровождении охраны,некоторое время держались в сторонке, прячась за темными стеклами автомобилей.День на диво ясный, хотя небо серое без единого намека на просвет, снег выпадалредко, его растоптали, вбили в асфальт и в щели между булыжниками, разнесли наколесах автомобилей, и на площади сейчас сравнительно чисто, если не считатьобычного мусора из-под чупа-чупсов, жареной картошки, хлопьев кукурузы, обертоксникерсов и всевозможных шоколадных батончиков.

На левой половине площади поставили небольшую трибуну, нашамолодежь выступала с авторскими песнями, вышел Белович и спел несколько песен,к восторгу собравшихся. В сторонке поставили столик со скромной табличкой:«Прием в партию». Бронштейн фотографировал, тут же выводили на принтере,заполняли анкеты, пришлось и мне появиться: пожимал руки вступившим и вручалпамятку члена РНИ.

Бронштейн вполголоса предупредил, что Дятлов и Троеградскийпривели своих сторонников, постараются сорвать митинг. Вон уже их люди снуют втолпе, раздают листовки. На их стороне Курицын, талантливый писатель, мастеркоротких емких слоганов, он приготовил нам несколько гадких сюрпризов.

Наконец к микрофону вышел Белович, призвал ктишине, объявил о выступлении лидера РНИ товарища Зброяра. Я бодровзбежал на трибуну, во внутренностях холодно, колени вздрагивают. Народу тьма,вся площадь от края и до края в кучках молодежи, старшее поколение, напротив,пробивается поближе к трибуне, здесь стоят плотно.

Я взялся за микрофон, инстинктивный жест, так чувствуешьсебя чуть бодрее, хотя штырь ввинчен в пол крепко, так просто не сдвинешь,поздоровался, только открыл рот для прочувствованной речи, как один из стариковв передних рядах закричал срывающимся голосом:

– Предатель! Иуда! За сколько сребреников продаешь Россию?

Его сосед тут же крикнул еще громче:

– Сколько тебе заплатили, оборотень?

Я помолчал, крики стали громче, возмущеннее, я стоялкак оплеванный, в самом деле сказать нечего, не могу же спорить иоправдываться, да и не перекричишь толпу, вот-вот разъярятся так, что пойдутгромить направо и налево, правых и виноватых. Как там насчет русского бунта?..

Но подлинной ярости в толпе не чувствовалось, я вскинулруки, призывая к тишине. К моему удивлению, шум начал утихать, я приблизил губык решетке микрофона и сказал как можно громче:

– Боюсь, вы не совсем ясно представляете, что такоенационалисты. И какие у нас цели.

Старик выкрикнул:

– Сохранить Россию любой ценой!

Его сосед слева крикнул еще громче: