не было к блинам: масло, сметана, икра, грибы, снетки, сыр, севрюга, мед, соленья, а для детей в деревянной расписной плошке — медовые пряники и орехи.

— Еда на Масленицу должна быть обильной, — сказала свекровь, Надя с любопытством поглядывала и на нее — моложавая, румяная, черты лица правильные, красивая женщина, да еще, похоже, с добрым и приветливым характером. Такую бы иметь в настоящей реальности, в той, куда она скоро будет вынуждена вернуться. Как только Надя об этом подумала, в глазах поплыло, картинка стала терять четкость… Нет, нет, еще рано! Марья Ивановна, я еще ничего не успела сделать!

— Наденька, тебе плохо? — муж заметил ее бледность, и то, как она невольно схватилась за его локоть.

— Нет, все в порядке, — улыбнулась с трудом, — голова закружилась, сейчас уже прошло.

— Немудрено кружится голове в твоем-то положении, — с лукавством заметила Оксана. Надя вытаращила на нее глаза. — Ешь, тебе теперь надо за двоих питаться, — золовка положила ей еще блинов, Надя невольно прижала руку к своему животу, еще сюрприз, — кроме того, матушка права: как встретим Масленицу, так и год проведем, мы-то хотим год удачный, богатый и сытый. И зиму проводить обязаны, чтобы весну встретить. Чтобы накормить тех, кого рядом с нами нет, — она положила блин на «духовое» окошко, это для того, чтобы души предков не были в обиде, ведь весной они с небес спускаются, чтобы помогать живым своей молитвой.

— Как у нас говорится? «Ешь на Масленицу столько раз, сколько собака махнет хвостом или сколько раз прокаркает ворона», «Хоть с себя все заложить, а Масленицу проводить», — засмеялась свекровь, — а потом пойдем на гулянья. Эх, нынче праздник на славу!

— Это точно! — подхватила Оксана. — А вчера что было? Пантелей Мироныч закутался в большую шубу, до пят, да и выпил с медведем по чарке водки, зверя из города привезли на потеху люду, кольцо в носу, ухо одно обкусано, видать, характер еще тот, но да выпивки охоч — поддержал Мироныча, а тому и хорошо. Чуть не полез обниматься к зверю. Всегда у нас веселились напропалую на покатуху7. Еще при Иване Грозном его опричники в кулачном бою кропили кровью лед Москвы-реки.

— А при батюшке Петре I? — стала вспоминать мать Николая. — Сказывали, у Красных ворот был сооружен гигантский фрегат, на его палубе паясничал сам император с супругой Екатериной-матушкой, придворные в масках волков, драконов, птиц разных. Всегда на Масленицу веселье было без удержу, хотя духовенство и возмущалось, ан нет, сами тоже развлекались с простым людом, как будто стремясь наесться-нагуляться перед Великим Постом.

Надя убедилась в истинности слов относительно веселья и изобилия в округе, когда они после застолья, всей семьей отправились на праздник. На масленичной площади в центре стоял столб с колесом, на вершине которого символ — ярко пылающее солнце. Торговые ряды ломились от всевозможных лакомств: пузатые самовары с бархатным чаем, медовые плошки, душистые связки баранок, пряники с узорами да надписями. Николай протянул ей большой пряник с надписью «Кого люблю — тому дарю», она смутилась, и не только от его внимания, но и от чувств, которые к нему испытывала: нравился ей он, ох, как нравился! Думала, что не может влюбиться в двоих одновременно, оказалось, что может. И к нему-то она прониклась сразу, хотя… Может, потому и прониклась, что увидела в нем черты своего настоящего мужа, сначала внешне, и хотя он был более открыт и эмоционален, чем Фертовский, все же в нем также ощущалась основательность, глубина, мужественность. А когда он становился серьезным, тут уж был полной копией Фертовского. Получается, что тот, кто сейчас рядом с Надей — просто идеал, мужчина ее мечты, лишенный всяких недостатков, такой, каким мог бы быть настоящий Николай? Марья Ивановна произнесла одну из фраз, которая Наде показалась не совсем ясной: «Ты увидишь там, в другой реальности, все, что пожелаешь, чего захочешь, там воплотятся твои мечты и иллюзии, но будь осторожна — так ли это тебе необходимо? Контролируй свои мысли!»

Теперь все встало на свои места. Получается, Надя захотела увидеть идеал в своем супруге — вот и увидела. Она еще раз внимательно посмотрела на него и подумала о Фертовском. Не надо никакого идеала, никакой безупречности: пусть он будет иногда мрачным и молчаливым, пусть у него будут свои страхи и комплексы. Надя любит его вместе со всем этим, таким, каков он есть, и она твердо знает, что ее любовь ему тоже нужна, не меньше. А сейчас рядом с ней — всего лишь плод ее воображения, но он не Фертовский, он не настоящий, вот и все.

Глава 67

Надя успокоилась, когда вспомнила, зачем она здесь: вовсе не для того, чтобы копаться — кого любит больше, кого меньше. «Смотри на всё со стороны», — словно услышала слова Марьи Ивановны и кивнула ей, невидимой, но была уверена, что та наблюдает, наблюдает и ждет.

— Надюшка, — крикнул Николай, он о чем-то разговаривал с парнем на расписных санях, тот кивал, — прокатимся?

Она согласилась, зная, что еще есть время до того, как все наступит. Веселые кони в розанах, колокольцах и бубенцах нетерпеливо перебирали ногами. Николай заботливо укутал Надю в тулуп, сел рядом, обняв за плечо.

Кони мчались так легко, что захватывало дух, дорога была «замасляной» на солнце, ухабистой, сани то и дело ныряли, то вверх, то вниз. В какой-то момент даже чуть не перевернулись, Николай испугался, потом неоднократно спрашивал у Нади: не болит ли чего? Нет, у нее ничего не болело. Напротив, она была счастлива!

Деревня звенела бубенцами, кричала гармошками, горела пестрыми красками нарядов, шуты и скоморохи шутили до слез, звучали задорные частушки, кружились хороводы. Люди легко скатывались с огромной ледяной горы. Надя рисковать не стала, к тому же Николай отговорил, напомнив о ребенке. Вот уж воистину странно было слышать об этом, она точно знала: в реальности не беременна, но здесь ведь иллюзии, то, чего она желала бы…

Посреди площади там, где шла Масленица, был поставлен высокий столб, облитый холодной водой. На нем повесили подарки, на самом верху — резной сундучок, украшенный каменьями, наверняка дорогая вещица. Надя залюбовалась.

— Достать? — Николай поймал ее взгляд.

— Очень высоко, — покачала головой.

— Только не для меня, — он скинул верхнюю одежду, поправил шапку, потер руки и, азартно крякнув, полез. Несколько раз соскальзывал, не падал, правда, но терял преодоленные этапы. Однако упорно двигался вперед, шапка свалилась с головы, когда Надя поднимала ее, услышала женские перешептывания: повезло же девке,