– Вы знаете, что бывает, когда незамужняя амишская девушка рожает ребенка?

– Я слышала, они заботятся о своих детях.

– Это верно, и Кэти не отлучат от Церкви, а лишь на время подвергнут порицанию. Потом ее простят и встретят с распростертыми объятиями. Так где же мотив для убийства?

– Это все действия ее отца, – объяснила Лиззи. – Если человек хочет поддерживать связь с членом семьи, вышедшим из Церкви, существуют пути, помимо отлучения от Церкви, однако Аарон Фишер отказался от них, выгнав из дома брата обвиняемой. Она все время помнила о суровости отца.

– Я думала, вы не опрашивали мистера Фишера.

– А я и не опрашивала.

– А-а… – протянула Элли. – Значит, вы экстрасенс.

– Я опрашивала его сына, – возразила Лиззи.

– Беседа с сыном не скажет вам, что на уме у отца. Точно так же, как, глядя на мертвого ребенка, мы не поймем, что его убила мать, верно?

– Протестую!

– Беру свои слова назад, – спокойно произнесла Элли. – Вам не кажется странным, что амишская женщина обвиняется в убийстве?

Лиззи взглянула на Джорджа:

– Да, это так. Но факт заключается в том, что убийство все-таки произошло.

– Разве? Данные врачебного осмотра подтверждают, что Кэти родила ребенка. Это не подлежит сомнению. Но разве рождение ребенка обязательно влечет за собой его убийство?

– Нет.

– Вы также упомянули, что нашли отпечаток стопы на земле рядом с тем местом, где было обнаружено тело ребенка. По-вашему, это связывает Кэти с убийством?

– Да, – ответила Лиззи. – Поскольку мы знаем, что она носит обувь седьмого размера. Это само по себе не убедительное доказательство, но определенно подтверждает нашу гипотезу.

– Есть ли способ доказать, что именно этот отпечаток был сделан ногой Кэти?

– Не окончательно, – покачала головой Лиззи.

– Например, я ношу обувь седьмого размера, детектив Манро. Так что теоретически этот отпечаток мог быть сделан и мной?

– Вас не было в коровнике в то утро.

– Вы знаете, что седьмой размер женской обуви примерно соответствует пятому детскому размеру?

– Нет, не знаю.

– Вы знали, что у Леви Эша пятый размер обуви?

– Теперь знаю, – натянуто улыбнулась Лиззи.

– Когда вы прибыли на ферму, Леви ходил босиком?

– Да.

– Разве, по собственному признанию, Леви не стоял на полу около той стопки лошадиных попон, собираясь достать одну, когда случайно обнаружил тело младенца?

– Да, стоял.

– Значит, возможно, что отпечаток стопы, который вы относите к очевидному доказательству совершения Кэти убийства, на самом деле принадлежал кому-то другому, оказавшемуся на том же месте по совершенно невинному поводу?

– Это возможно.

– Хорошо, – сказала Элли. – Вы говорили, что пуповина была перерезана ножницами.

– Пропавшими ножницами, – вставила Лиззи.

– Если девушка собиралась убить своего ребенка, детектив, стала бы она перерезать пуповину?

– Не имею понятия.

– Что, если я скажу вам, что перерезание пуповины ускоряет рефлекс, заставляющий новорожденного самостоятельно дышать? Имеет ли смысл это делать, если женщина собирается задушить его несколько минут спустя?

– Полагаю, нет, – спокойно ответила Лиззи, – но все же вряд ли большинство людей знают, что перерезание пуповины стимулирует дыхание. Скорее всего, этот этап процесса рождения они видели по телевизору. Или в данном случае – наблюдая за животными с фермы.

Почувствовав отпор, Элли немного отступила назад:

– Если девушка намеревалась убить своего ребенка, не проще было бы забросать его сеном и оставить умирать?

– Может быть.

– И тем не менее этого ребенка нашли заботливо завернутым в чистую рубашку. Детектив, какая молодая мать, имеющая преступные намерения, станет мыть и пеленать своего ребенка?

– Не знаю. Но это произошло, – твердо произнесла Лиззи.

– Все это наводит меня на другую мысль, – продолжала Элли. – В соответствии с вашей гипотезой Кэти семь месяцев скрывала беременность и прокралась в коровник, чтобы в полной тишине произвести на свет ребенка, то есть она прибегла ко всевозможным ухищрениям, чтобы никто не узнал о существовании ребенка в утробе или вне нее. Тогда почему все-таки она оставила его в месте, куда через пару часов должны были прийти на дойку работники? Почему было не бросить ребенка в пруд за коровником?

– Не знаю.

– Или на кучу навоза, где его не сразу нашли бы?

– Не знаю.

– На амишской ферме полно мест, помимо груды попон, куда можно было спрятать ребенка.

– Никто не говорил, что обвиняемая сообразительная, – пожав плечами, ответила Лиззи. – Просто – что она совершила убийство.

– Убийство? Речь идет об обычном здравом смысле. Зачем перерезать пуповину, дать ребенку дышать, пеленать его, убивать, а потом оставить там, где его наверняка обнаружат?

– Возможно, у нее было помрачение рассудка, – вздохнула Лиззи.

– И все же, выдвигая обвинение в убийстве, вы утверждаете, что она осознавала свои действия, что заранее обдумала их и совершила преднамеренное убийство! – набросилась на нее Элли. – Может ли человек одновременно поступать умышленно и нерешительно?

– Я не психиатр, мисс Хэтэуэй. Не знаю.

– Да, – многозначительно произнесла Элли. – Не знаете.

Когда Кэти и Джейкоб были детьми, летом они играли вместе в кукурузных полях, пробираясь по ним, как в лабиринте. Невероятно, какими густыми и зелеными вырастали эти стены. Кэти могла стоять всего в футе от брата по другую сторону от такой стены и даже не знать об этом.

Однажды – Кэти было около восьми – она потерялась. Они играли в игру «Следуй за лидером», но Джейкоб убежал вперед и исчез. Кэти звала его, но он не откликался. Она принялась ходить кругами, устала, ее мучила жажда, и наконец она легла на спину. Прищурившись, Кэти смотрела вверх сквозь стебли кукурузы, успокаивая себя тем, что видит все то же старое солнце, то же старое небо, тот же знакомый мир, в котором проснулась сегодня утром. И в конце концов Джейкоб, чувствуя себя виноватым, пришел к ней.

Сидя за столом адвоката под шквалом доносящихся с разных сторон слов, Кэти вспоминала тот день в кукурузе.

Когда все идет своим чередом, дела должны в конце концов наладиться.

– Пациентка была доставлена в отделение «скорой помощи» с вагинальным кровотечением, тест мочи на беременность был положительным. Матка размером двадцать четыре недели была вялая, а шейка открыта, – сказал врач Сиборн Блэр. – Для прекращения кровотечения мы поставили ей капельницу с питоцином.