* * *

Джордж учился с Доун и Робертой в последнем классе школы. Он был новичок, недавно переехавший в этот город, так как его родители кочевали по роду службы. Джордж приглянулся Доун, и она через Роберту пригласила его к себе на рождественскую вечеринку, чтобы он вошёл достойным членом в дружный школьный коллектив. До Джорджа уже дошли слухи о вожделенной развратности подружек, а красота Доун оказалась вполне достаточной, чтобы Джордж провёл бессонную ночь в ожидании вечеринки. Он был ещё девственником, тщательно готовясь к переходу в разряд мужчин с помощью активного онанизма.

Когда он пришёл в дом Доун и увидел лишь парней, смотрящих по телевизору футбол, он удивился отсутствию девушек и, главное, отсутствию Доун. Но тут со второго этажа спустилась Роберта в прозрачной рубашечке на громоздком голом теле и поимённо пригласила троих следовать за собой. Среди них оказался Джордж. Навстречу им спускались с лестницы двое одноклассников. Лица их горели и они обменялись с поднимающимися им на смену приветственными ударами ладоней. Когда Джордж вошёл в спальню, то первое, что бросилось ему в глаза, – это туфли-шпильки на раздвинутых женских ногах, смотрящих в потолок. Один из одноклассников бушевал между ног Доун, сотрясая всё её тело, и Джордж зачарованно смотрел на это действо. Парни, что поднялись вместе с ним, по-видимому, были в такой ситуации не первый раз: они быстро разделись и с торчащими хуями подошли к телу Доун со стороны лица, а один первым засунул член в жадно открывшийся рот. Джордж хотел начать именно со рта, таким способом подготовляя себя к проникновению в пизду.

В этот момент от нарастающей амплитуды движений парня между ног у Доун свалились с ног сначала одна туфля, а потом другая. Одна шлёпнулась на пол у кровати, одна – на кровать. Джордж бросился к туфлям как джентльмен, увидевший, как у женщины что-то выпало из рук, чтобы поднять и вручить ей. Сначала он схватил ту туфлю, которая оказалась на кровати, и в этот момент парень вытащил мокрый, всё ещё вздутый хуй из пизды и отвалил в сторону, а другой, легко потеснив Джорджа, быстро ввёл свой, жаждущий излиться хуй, и заработал по направлению к скорейшему достижению этой цели.

Тем временем Джордж с одной туфлей в руке обошёл кровать и поднял с пола вторую туфлю. Он принялся одевать одну туфлю на поднятую правую ступню, но оказалось, что это левая туфля. Джордж был так увлечён своим делом, что удивился, когда почувствовал свой хуй окунувшимся в блаженство – это был рот Роберты, незаметно для Джорджа оказавшийся рядом. Именно в процессе попытки надеть вторую туфлю Джордж излился в засасывающее жаркое отверстие. Перед Джорджем продолжалось движение чужого наслаждения. А своего он мгновенно лишился. Однако он не горевал. Ему была хорошо известна бесспорная убедительность желания, которое через минуту обманывает тебя и уходит, не оглядываясь, с оскорбительным пренебрежением. Но нельзя принимать близко к сердцу ни приход желания, ни его уход. В пришедшее желание нельзя влюбляться, а ушедшее нельзя ненавидеть – из него надо изымать наслаждение и потом отпускать на все четыре стороны, ибо в какую сторону оно ни ушло, оно неминуемо к тебе вернётся.

В руках у Джорджа оставались туфли, сверкающие блёстками даже в полумраке. Похоть, в которой пребывала Доун, заставляла её испускать всевозможные соки. А запах, который он почувствовал, исходил от туфель и поистине кружил Джорджу голову. Запах спермы, который заполнил его ноздри, когда он подошёл к кровати, теперь вызывал в нём тошноту. Но ноздри Джорджа различили слабый запах пота Доун, исходивший от её ног, и он в сознании Джорджа торжествовал над всеми остальными.

В этот момент рот Доун освободился и Джордж стал перемещаться к ней, чтобы заполнить его. Но тут же оказался его одноклассник, тощенький и лишь по плечо Джорджу, но зато с членом раза в два длиннее и толще, и стоял он не в пример джорджиному – гордо, с высоко поднятой головой, а не головкой. Доун сразу предпочла соперника Джорджа и запустила его себе в горло.

Оскорблённый случившимся, Джордж увидел, что туфли снова упали с ног Доун, и поднял их. Держа в руках туфли, Джордж отошёл от кровати и стал натягивать на себя одежду. Он хотел унести обе туфли, но ему было некуда их положить, поэтому он схватил одну, вышел с ней в ванную и там стал жадно её нюхать. Потом он запихал её себе под куртку и вышел из спальни.

На следующий день Джордж корил себя за то, что поторопился уйти и не дождался своей очереди. Но о чём он жалел больше всего, так это о том, что он не взял с собой обе туфли Доун. Он всю ночь не отводил нос от туфельки и заснул только под утро, уткнувшись носом в её носок. На следующий день он вернул туфлю Доун, извинившись, что, мол, случайно прихватил её с собой. Доун на него не рассердилась, но приглашать его на вечеринки больше не стала, опасаясь его странной страсти.

Именно с этого приключения и вступила в действие его тяга к женским ступням и к их дуэньям – туфелькам. Джордж с облегчением нашёл оправдание своей страсти в древнекитайском обычае пеленания женских ступней и рассматривании их как наиболее интимной и сексуальной части женского тела и вкушении их запаха. Джордж торжествовал, что история на его стороне, что великая и огромная страна восхищалась тем, чем восхищается он, брошенный в одиночество своей страстью, чуждой нынешнему и здешнему обществу.

* * *

И вот теперь, через столько лет, снова встретившись с красавицей Доун, Джордж решил не упускать возможности и дать ей отсосать его анонимный хуй. Но зайдя в ванную, Джордж увидел стоящие там туфельки на шпильках. Сомнений в том, что это были туфли Доун, у него не было. Ступня Роберты была огромной и поразила его своими размерами ещё в ту же давнюю вечеринку. Туфли, которые в первую смену оргии надела Доун, по-видимому, стали ей мешать, на их сбросила, и Роберта отнесла их в ванную, чтоб на них не наступали.

Джордж забыл о своём оральном намерении, полностью заворожённый блеском туфель женщины, которой он восхищался с юности. Джордж оделся, дождался, пока из туалета выйдет мочившийся там мужчина, убедился, что Роберта занялась очередным хуем, стоя на коленях, спиной к двери в ванную, схватил туфли, засунул их себе за пазуху и вышел из номера, с трудом заставляя себя не бежать. Теперь, наконец, он исправил свою ошибку юности и завладел обеими туфлями Доун. Прежде, чем отъехать от отеля, Джордж не удержался, вытащил одну туфлю и погрузил свой нос в его открытое нутро.

* * *

Когда ушёл последний мужчина, Доун присела над ртом Роберты, которая жадно поглотила каждую вылившуюся каплю, да ещё языком вылизала стенки влагалища, проникая языком как только могла глубоко – это было их школьной традицией – не пропадать же добру, как объясняла Роберта.

Потом они открывали специально принесённую с собой и поджидавшую в сумке бутылку шампанского, разливали её содержимое по бокалам или по бумажным стаканчикам (в каких только местах, бывало, ни происходили оргии) и отправлялись под душ. Обыкновенно Доун была измождена оргазмами, а Роберта всё ещё на взводе, так как о её наслаждении мужчины не заботились, а кончала она далеко не так легко, как Доун. Поэтому, – и это тоже стало традицией, – Доун в благодарность за административную работу пальцем доводила Роберту до кондиции: под душем Роберта почему-то кончала быстро и трижды подряд. Роберта поднимала живот обеими руками, чтобы Доун могла достать рукой её клитор.