class="p1">Воспитанный под давлением роли преемника, обязанный быть идеальным, не допускающий провала, потому что, если он потерпит неудачу, его заменят. Я знал, каково это давление для маленького ребенка, и оно нанесло ему такой же вред, как и мне.

И в этот момент я стал ненавидеть его чуть меньше, потому что впервые почувствовал к нему симпатию.

У меня болит голова от последствий, с которыми, как я знал, мне придется столкнуться завтра. Отвечать на вопросы наших родителей, слушать, какую историю они придумают, чтобы скрыть все это.

Но сейчас я предоставил ребятам разбираться с поездкой Дориана в больницу, а со всем остальным я разберусь утром. Сейчас я хочу убедиться, что с ней все в порядке.

Что она выйдет из этого нормальной.

— Постель чистая, а дверь запирается, — я встаю со стула, не в силах смотреть на нее дольше нескольких мгновений. — Я буду в конце коридора, если тебе что-нибудь понадобится в течение ночи.

— Алистер? — шепчет Брайар, останавливая меня на пути к двери одним звуком своего голоса.

— Да?

— Прости.

«Прости».

Как будто это ее вина. Как будто она могла что-то сделать, чтобы остановить моего брата. Даже если бы она не попалась мне на пути, он бы все равно это сделал. Может, даже преуспел бы в своей цели — сделать ее своей.

Я качаю головой.

— Прекрати, это не твоя вина. Не делай этого.

Я выдыхаю.

— Дориану нужна помощь. У него хреново с головой. Не извиняйся, ты не сделала ничего плохого.

Слезы текут по ее свежеумытому лицу.

— Мне жаль не его. Я сожалею о том, что случилось с тобой в детстве, что сделало тебя таким. Что заставило тебя выстрелить своего брата ради меня.

Я хочу уйти.

Я должен уйти.

Но я физически не могу удержаться от того, чтобы не подойти к ней. Словно гравитация тянет меня в ее сторону, отказываясь отпускать, пока я не касаюсь рукой лица Брайар, стирая слезы с ее лица.

— Технически, я не стрелял в него, — мягко улыбаюсь я. — Это сделал Сайлас.

Из ее горла вырывается неожиданный смех.

— Ты знаешь, что я имела в виду.

Я держу ее лицо в своих ладонях, мы стоим, глядя друг на друга, и я думаю обо всем, что я сделал с ней до этого момента. Как глубоко под всем этим я просто пытался уничтожить ее, потому что Брайар олицетворяла то, чего у меня никогда не могло быть.

И, как и в случае с Дорианом, если я не мог заполучить ее, то никто не мог.

Как прямо сейчас все, чего я хотел, — это по-настоящему обладать ею. Не просто для забавы, это больше, чем игра. Но я хотел услышать ее смех.

Я хотел проглотить его целиком и посмотреть, исцелит ли он всю ярость в моей душе. Я хотел купаться в том покое, который наступал рядом с ней после секса, когда мы лениво чертили круги на телах друг друга и ничто больше не имело значения, кроме ровного звука ее дыхания на моей коже.

Я знал ее страх, но хотел понять, что ею движет.

Что заставляло ее улыбаться, почему она всегда носила одну и ту же пару обуви и кем она хотела стать, когда вырастет. Я хотел быть не просто мужчиной, который ее пугал.

Я хотел быть тем, которого она сможет полюбить, даже если я понятия не имел, что это значит.

— Ты останешься со мной на ночь? Я… я просто, я не…

— Да, — я не даю ей закончить, да ей это и не нужно.

Брайар забирается на кровать первой, двигаясь плавно и бесшумно. Ее длинные конечности вырисовывают беспорядочные узоры на хлопковых волнах, перемещаясь по морю темно-синей ткани с грацией, которая немного напоминает мне акулу, без усилий скользящую по глубокому синему океану.

Я скидываю ботинки, стягиваю футболку, бросаю ее на пол и перебираюсь на свою сторону кровати. Я подкладываю подушку под голову и ложусь на бок, так что мы смотрим друг на друга.

— Я всегда хотела иметь братьев и сестер, — говорит Брайар. — Быть единственным ребенком одиноко, и думаю, что именно поэтому мне было так трудно завести друзей. Я всегда чувствовала себя одинокой, и как бы странно это ни звучало, здесь я этого не чувствовала. Даже когда ты и твои друзья были отъявленными придурками.

Я усмехаюсь, моя грудь вибрирует от тепла.

— Братьев и сестер переоценивают, — шучу я. — У меня тоже никогда не было настоящих братьев и сестер, не в том смысле, в котором это понимают большинство людей. У меня был родной старший брат, но это не делало нас братьями.

— Но у тебя есть Рук, Тэтчер, Сайлас, — указывает она.

— Да. Они у меня есть.

Это мои братья. Моя семья. Кто пробудился и выбрал каждый день быть частью моей жизни.

— А Дориан, — запинается она. — С ним все будет в порядке?

Я вздыхаю.

— Да, Сайлас просто повредил ему мышцу в плече. Дориану понадобится переливание крови и немного жидкости, но он будет в порядке.

Брайар кивает, принимая мой ответ, и я вижу, что мысль о том, что он жив, приносит ей облегчение. Несмотря на то, что он чуть не убил ее, она все равно не хочет, чтобы из-за нее кто-то умирал.

Если она мне нужна. Если она действительно мне нужна, я должен сделать так, чтобы она меня знала. Больше, чем то, что я показывал миру.

— У него гемофилия.

— Что?

— У Дориана. Он родился с редким заболеванием, которое называется гемофилия, просто его кровь сворачивается не так быстро, как у обычных людей. Когда ему было семь лет, он был на тренировке по лакроссу и получил удар по ребрам, ничего страшного для большинства детей, но в итоге он попал в больницу с сильным внутренним кровотечением.

Я помню, как слышал, как об этом говорили мои родители. Я помню, как впервые услышал об этом и подумал: «Я ненавижу, что мой брат болен. Как бы я хотел вылечить его».

— Тогда они узнали об этом, и мой дед, Аларик, не захотел давать имя Колдуэлла больному мальчику. Что, если он умрет? Что, если он не сможет справиться со всеми активами, которые ему предстояло унаследовать? По крайней мере, он сказал моим родителям, что им нужно иметь запасной вариант на случай, если что-то случится.

Я чертовски ненавидел говорить об этом. Мне было ненавистно вспоминать о том, каким опустошенным я был в детстве, когда узнал, почему родился. Я ненавидел, что никому