Важным нововведением имперского периода стало превращение совета, по греческим обычаям обновлявшегося каждый год, в постоянный орган с пожизненным членством, аналогичный римскому сенату. Совет продолжил выполнять те же функции, что и в прошлом: подготавливать законопроекты для народного собрания и сотрудничать с магистратами при решении повседневных политических и финансовых вопросов; но теперь его членами становились бывшие магистраты. Так как во многих городах занятие должности подразумевало уплату денег (summa honoraria), совет состоял из членов элиты, достигших положенного по закону возраста и прошедших магистратуру. Такой режим цементировал привилегированное с политической точки зрения положение богатой верхушки. Показательно, что сам термин «булевты» (bouleutai), обозначавший изначально членов совета, относился не только к тем, кто действительно заседал там, но ко всему имущему классу, имевшему на это право. Цель подобного рода регуляции ясно обозначает в своем письме к Траяну Плиний: «Гораздо лучше допустить в курию детей благородного сословия, чем из простонародья»[101]. Порой представители знати добивались этого, разделяя с сыновьями свои посты или оплачивая от их имени литургии. Один человек из малоазийской Нисы, бывший стратегом, «миротворцем» (eirenarches — «ответственный за безопасность»), смотрителем за мальчиками, казначеем, декапротом (dekaprotos)[102] и — четырежды — смотрителем рынка (agoranomos), незадолго до своей смерти передал должность агоранома своему сыну, который уже служил городским секретарем.

Многие магистратуры требовали затрат, которые быстро истощили бы ограниченную городскую казну; к их числу относятся, например, посты смотрителей за гимнасиями и смотрителя рынка (gymnasiarchos, agoranomos), но также и первоначально жреческая должность стефанефора («венценосца»), по имени которого назывался год его службы. Следовательно, эти посты занимали лишь состоятельные люди; только они могли позволить себе на них претендовать и избираться. В результате стерлось различие между должностью (arche), которую человек занимал по избранию или жребию, и литургией (liturgia или leitourgia) — принудительным, но почетным служением общине, налагаемым на имущий класс. От узкого круга богатых граждан ожидалось исполнение трех обязанностей — занятия гражданских и жреческих должностей, осуществления литургий и участия в посольствах.

По крайней мере в некоторых городах доступ в народное собрание — или, возможно, на некоторые его встречи — был открыт не для всех граждан, но лишь для тех, кто отвечал имущественным требованиям. К примеру, Погла в Писидии и Силлий в Памфилии имели группы граждан, которые назывались «[регулярно] посещавшими собрание» (ekklesiastai); это подразумевает, что некоторым гражданам было запрещено появляться на определенных заседаниях народного собрания. Такое же различие может стоять за термином ekklesia pandemos — «собрание, посещаемое всеми людьми»; по-видимому, на какие-то собрания приходила лишь часть граждан. В Ликии группы вроде «пятисот» в Ойноанде и «тысячи» в Тлосе также включали в себя привилегированных в силу своего богатства граждан. Поскольку состояние передавалось по наследству, политические привилегии тоже стали наследственными. К концу II века до н. э. фактически наследственная власть богатой знати стала реальностью в большей части греческого мира.

Уже в поздний эллинистический период за некоторыми семьями признавался более высокий статус. В эпоху Империи это различение обрело формальную связь и с политическими привилегиями. В публичных надписях имперского периода использован ряд терминов, которые четко отделяют небольшую группу семей, принадлежащих к богатой верхушке, от остального народа. Часть этих терминов намекает на истоки их власти: dynamenoi или dynatoi означают «обладающие [финансовой] властью». Другие указывают на их ведущее положение — таковы «первые» (protoi, proteuontes). Третьи сообщают об их самооценке — aristoi («лучшие») и endoxoi («славные, знатные»).

Почетные надписи I–II веков н. э. отмечают это сочетание богатства, должностного положения и наследственных претензий на политическую власть, открыто говоря о достоинстве (axioma) некоторых семей. Это достоинство подразумевало совокупность прав, основанных на наследовании, и обязанностей, вытекавших из семейных традиций. Постановление из Ольвии в Северном Причерноморье, относящееся к развитому имперскому периоду и датируемое примерно 200 годом н. э., отлично выражает слияние богатства, семейных традиций и политической власти:

В точном соответствии с тем, как римский император был «отцом отечества» (pater patriae), человек вроде Каллисфена мог быть «отцом города», возвышаться над остальными гражданами и обладать неоспоримой властью, основанной на праве наследования. Такие почетные титулы, как «отец города» и «сын/дочь города/народа», создавали видимость наличия между народом и элитой интимной, поистине семейной связи. Они выстраивали отношения взаимной заботы и привязанности. Представители знати уподоблялись родственникам общины; знать брала на себя обязательство заботиться об общине точно так же, как отец заботится о своих детях, а дети — о родителях; а в обмен община признавала ее власть. Знатные лица сидели на театральных представлениях и соревнованиях на отдельных сиденьях, а декреты в их честь громко зачитывались на публичных собраниях. Им ставились статуи, украшавшие общественные пространства, о них делались надписи, в которых перечислялись их должности и благодеяния и упоминались заслуги их предков; все это зримо возвышало аристократию и служило образцом для подражания следующим поколениям знатных благотворителей. Другим важным средством утверждения ее более высокого положения были восклицания на заседаниях народного собрания и торжествах: «Эпаминонд — единственный благодетель всех времен!», «Лишь Дион любит свой город!», «Да здравствует он, любящий своих сограждан! Да здравствует он, любящий умеренность, зачинатель добрых дел, основатель города!» Скандирования лозунгов, подобных этим, сообщали о любви к лидеру и о признании его, но в то же время они выражали и ожидания. Особенными умельцами скандировать были александрийцы; Нерон даже привез из Александрии в Рим нескольких людей, чтобы те обучили своим навыкам римскую чернь.