городе вскоре вырастала одна или несколько колоний купцов-переселенцев. Они торговали фруктами, медом и мармеладом, тростниковым сахаром, хлопком, льном, тканями из овечьей и верблюжьей шерсти, стеклянной посудой и привезенными из невообразимого далека экзотическими товарами, такими как индийский перец и китайский шелк[551]. Затонувший корабль крестоносцев, обнаруженный у берегов Израиля в 2019 г., перевозил четыре тонны слитков свинца, материала, весьма полезного для строительства и изготовления оружия[552].

Особенной предприимчивостью и неразборчивостью в средствах отличались выходцы из крупных торговых городов Северной Италии: Генуи, Пизы и Венеции. Они имели большой опыт работы с иностранными торговыми станциями: итальянские колонии много лет существовали в числе прочих мест даже в Константинополе[553]. Значение этих аванпостов было так велико, что на генуэзцев, пизанцев и венецианцев обычно можно было смело рассчитывать – когда их экономическим активам угрожала опасность, они не жалели финансовых средств и военных сил для их защиты. В 1122–1125 гг. дож Венеции лично командовал флотом из 120 кораблей, обеспечивая безопасность морских торговых путей, и участвовал в захвате города Тира (современный Ливан), за что получил в награду третью часть доходов этого города на неограниченный срок и существенные налоговые льготы для проведения там деловых операций. Это не единичный случай. За два века существования на Востоке латинских государств пизанцы, генуэзцы и венецианцы не раз прибывали туда на своих узких боевых галерах и транспортных кораблях, иногда чтобы укрепить оборону коммерчески ценных для них городов, а иногда чтобы сражаться друг с другом за торговые преимущества.

Наконец, существовали духовно-рыцарские ордена, возникшие в первые десятилетия XII в. и неразрывно связанные с Крестовыми походами. Самыми известными среди них были ордены госпитальеров и тамплиеров. Оба возникли в Иерусалиме немедленно после Первого крестового похода. В эти братства благочестивых рыцарей вступали те, кто был готов отказаться от своих владений и жить на монашеский лад в целомудрии, бедности и послушании, посвятив себя уходу за ранеными и больными паломниками (госпитальеры) или защите их на дорогах (тамплиеры). От обычных монахов военные ордены отличало то, что для выполнения своих обязанностей в небезопасных землях они продолжали тренироваться с оружием: меч и копье требовались, чтобы сражаться с врагами Христа и, если нужно, служить чем-то вроде сил спецназначения в войске короля Иерусалима.

В концепции военного ордена, соединившего две до сих пор существовавшие отдельно роли – рыцаря и монаха, – явно было нечто парадоксальное, однако она получила полное одобрение и признание церкви. Во многом это произошло благодаря поддержке Бернарда Клервоского, энергичного цистерцианского аббата, с которым мы познакомились в главе 6. Бернард и его протеже папа Евгений III, ставший понтификом в 1145 г., считали, что это поможет реформировать пришедший в упадок институт рыцарства (так же как цистерцианцы стремились реформировать чересчур снисходительные к слабостям и непомерно разросшиеся бенедиктинские монастыри). По этой причине они активно покровительствовали тамплиерам, в особенности первому Великому магистру Гуго де Пейну. В 1120-х и 1130-х гг. папа Евгений даровал тамплиерам первый официальный устав и облачение – знаменитые белые плащи с красными крестами, а также широкие налоговые льготы и другие привилегии в рамках церкви. Имея поддержку папы, прочную финансовую базу в виде собственных доходов и щедрых пожертвований и не имея недостатка в работе (дороги Святой земли приходилось постоянно патрулировать), тамплиеры преуспевали и благоденствовали. Численность ордена резко возросла. Они получали обширные земли, возможность пользоваться доходами и другие подарки от богатых покровителей со всей Европы и Ближнего Востока. Кроме того, они построили почти во всех христианских землях Запада сеть монастырских домов, где невоюющие братья работали, чтобы финансировать военное крыло на Востоке.

Во всем этом за тамплиерами, почти не отставая, следовали госпитальеры, позднее им начали подражать германские тевтонские рыцари и ряд более мелких испанских и португальских военных орденов. В совокупности эти военные ордены стали ядром постоянной армии крестоносцев на Святой земле и на Пиренейском полуострове. Они имели большой опыт постройки и содержания огромных замков (таких как гигантские цитадели Крак-де-Шевалье в Сирии и Шато-Пелерин в Израиле) и неприступных крепостей (Монсон в Испании и Томар в Португалии). Со временем военные ордены начали играть все более заметную роль в повседневной организации Крестовых походов и к XIV в. превратились в своеобразные частные предприятия. Однако до этого они не раз участвовали в сражениях, защищая границы государств крестоносцев от враждебно настроенных соседей.

Второе пришествие

Задолго до того, как ибн аль-Асир связал успехи крестоносцев с разобщенностью мусульманского мира, примерно такую же точку зрения высказал христианский священник Фульхерий Шартрский. Фульхерий принимал участие в Первом крестовом походе и был среди тех, кто надолго остался на Востоке после его окончания. Он служил капелланом у короля Балдуина I и написал официальную историю Крестового похода под названием «Деяния франков» (Gesta Francorum). В ней Фульхерий поражается тому факту, что крестоносцы вообще выжили. «Это было чудо из чудес, что мы остались живы среди тысяч и тысяч неприятелей и сумели завоевать их, сделав одних своими данниками, а других разорив, ограбив и взяв в плен», – писал он[554]. Фульхерий внес последние поправки в свою хронику примерно в 1128 г. и, по-видимому, вскоре умер. В то время государства крестоносцев были еще молоды и расширялись. Если бы Фульхерий прожил дольше, он бы увидел изменение обстановки.

Неприятности начались в 1140-х гг., когда турецкий военачальник и политик Имад ад-Дин Занги напал на Эдессу – столицу самого маленького и уязвимого государства крестоносцев. Эдесса находилась далеко от побережья, на полпути между Антиохией, которую удерживали латиняне, и Алеппо, где Занги был наместником. Это географическое положение уже делало ее достаточно уязвимой. Занги имел репутацию пьяницы и славился крайней жестокостью по отношению не только к врагам, но и к собственным войскам, но он был блестящим стратегом и к тому же задался целью объединить под своей властью как можно больше сирийских городов. Отнять Эдессу у крестоносцев ему повелевал не только религиозный долг – Занги хотел собрать из отдельных частей сельджукской Сирии собственное государство.

В 1144 г. Занги появился под стенами Эдессы с войском, осадными башнями и профессиональными землекопами. Копатели начали рыть туннели под городскими стенами, а артиллеристы обстреливали горожан с помощью гигантских катапульт-мангонелей. Туркам не потребовалось много времени, чтобы сломить сопротивление Эдессы. Когда они ворвались в город, жители запаниковали, бросились бежать, и в поднявшейся давке погибло множество женщин и детей. Для Занги это была полезная победа. Однако для крестоносцев это стало катастрофой. Дело даже не в территориальной потере. Гораздо хуже было чувство, что через полвека после побед 1096–1099 гг. Бог перестал им улыбаться.

Достигшие Европы новости о капитуляции Эдессы вызвали всеобщую тревогу. Вместе с тем они открывали многообещающую возможность. Папе