Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разбирая вещи, она с оглядкой извлекла из чемодана красное платье, стараясь как можно скорее спрятать его подальше от маминых глаз, но именно в тот момент, когда, шурша целлофановым чехлом, она запихивала свое сокровище в шкаф, в комнату вошла мама.
– Какое милое! Новое? – мама сумела оценить наряд, даже не видя его на дочери.
– Ага, – натянуто улыбнувшись, Сабина повесила платье в шкаф и захлопнула дверцу.
– И куда ты здесь хочешь его надеть? У кого-то из друзей что-то намечается?
– Да, день рождения у… Динары. – Она никогда не была мастерицей врать на ходу, тем более под пристальным маминым взглядом, но сейчас следовало проявить недюжинную смекалку и сообразительность.
– Когда?
– На той неделе.
Поспешив с ответом, она чуть не прикусила от досады язык. Ну почему она не сказала, что день рождения завтра? Ведь тогда бы у нее был официальный повод нарядиться и смыться из дома, а теперь придется ждать отъезда родителей, целый день притворяясь, что она никуда не идет, а потом собираться впопыхах и умудриться вернуться раньше, чем они. И почему она такая никудышная лгунья? Нет бы все продумать заранее!
– Дочь, что же ты все-таки задумала? Не хочешь мне рассказать? – Елена Александровна прошла в ее комнату и села на кровать, а Сабина остолбенела от ужаса.
«Нет, только не это! Неужели мама догадалась?!» Похоже, она успела подзабыть, что провести ее маму – задача крайне сложная, если не сказать невыполнимая.
– Не понимаю, о чем ты, – не без труда овладев собой, она состроила недоуменную гримаску и пожала плечами. – Ничего я не задумала, с чего ты это взяла?
– С того, что ты неожиданно, с бухты-барахты, приезжаешь накануне свадьбы Армана с роскошным новым платьем… и не менее роскошными туфельками… – мама выудила из чемодана босоножки, которые Сабина зачем-то упаковала в прозрачный пакет. – Меня это почему-то настораживает.
– Вот уж не знаю почему, – холодея от страха, Сабина продолжала с беспечным видом перекладывать вещи из чемодана в шкаф и комод.
– Сабина, посмотри мне в глаза! – мама сверлила ее взглядом, и Сабина мысленно съежилась, понимая, что находится на грани провала.
Нужно было сделать все возможное, чтобы убедить Елену Александровну в беспочвенности ее опасений, и, призвав на помощь все свое самообладание, она обратила на маму бесхитростный взгляд небесно-голубых глаз.
– Мама, пожалуйста, не говори ерунды. В чем ты меня подозреваешь? – она смотрела на Елену Александровну с выражением оскорбленной невинности на лице, прилагая неимоверные усилия к тому, чтобы не расколоться.
– Не знаю, что у тебя на уме, но чувствую, что ничего хорошего.
– С чего вдруг ты так обо мне думаешь?
– С того, что ради Армана ты способна на любую глупость. Только он этого не стоит – имей это в виду.
– Я знаю, можешь не волноваться – никаких глупостей.
– Очень на это надеюсь. – Видя, что не сумеет добиться от дочери ничего вразумительного, мама вздохнула и встала. – Отцу я про свадьбу пока не говорила.
– Я поняла, спасибо.
– Не за что. Все равно рано или поздно узнает.
– Лучше поздно.
– Ладно, дочь, спокойной ночи!
– Спокойной ночи, мам!
Чувствуя, что эту битву она каким-то чудом выиграла, Сабина немного расслабилась, но на пороге ее комнаты мама обернулась:
– Может, все-таки пойдешь с нами завтра на юбилей? Заодно и платье выгуляешь.
– Мам, ну что я там буду делать? Засыпать от скуки в обнимку с вашими престарелыми докторами наук?
– Ну, как хочешь.
Елена Александровна снова вздохнула и усталой, но безупречно ровной походкой пошла к себе.
* * *
Весь следующий день Сабина занималась старательным ничегонеделанием, всеми силами скрывая от мамы свое взвинченное состояние и постепенно начинающийся мандраж. Мама, собираясь на юбилей, одним глазом поглядывала за дочерью, поэтому той приходилось то попивать на кухне уже льющийся из ушей чай, то, скрипя зубами, лениво валяться с книжкой на диване, то торчать перед телевизором, изображая интерес при тысяча первом просмотре «Жестокого романса».
Ровно в половине седьмого в коридоре показался Амир Каримович, одетый по случаю мероприятия в парадно-выходной темно-синий костюм, белую рубашку и стильный бордовый галстук. Сабина невольно залюбовалась своим элегантным и все еще привлекательным отцом, ведь в этом костюме, с благородной проседью в иссиня-черных волосах и в новых очках в тонкой металлической оправе, которые ему очень шли, выглядел он сногсшибательно. Однако папе было не до самолюбования: экипировавшись, по обыкновению, быстрее мамы, он ходил из угла в угол, томясь ожиданием и периодически взывая к совести дражайшей супруги:
– Лена, мы опоздаем!
Но мама была непреклонна:
– Я еще не готова. Вечно ты куда-то спешишь! Хочешь опять прийти раньше всех и два часа там болтаться?
– Лена, нам нужно было выйти двадцать минут назад!
– Не переживай, успеем!
Сабина с улыбкой вслушивалась в эти знакомые с детства пререкания, сопровождавшие каждый выход ее родителей в свет. Похоже, ничто не могло заставить их изменить своим привычкам и научить папу одеваться без спешки, а маму – хотя бы иногда, для разнообразия, не опаздывать.
Но вот на пороге спальни появилась Елена Александровна, и Сабина в который раз подумала о том, какая все-таки потрясающе красивая женщина ее мама. Искусная укладка была чуть более праздничной, чем обычно, а по-вечернему яркий, но сдержанный макияж делал и без того выразительные черты ее лица еще более прекрасными. Платье оттенка электрик мягко облегало женственные формы, а туфли из металлизированной кожи и серебристый клатч дополняли образ – нарядный и строгий одновременно.
– Мама, ты в курсе, что ты у меня самая красивая? – Сабина от всего сердца выдала маме комплимент.
– Спасибо, дочь, ты сегодня сама любезность, – улыбнувшись, мама подмигнула Сабине и обратилась к уставшему от ожидания супругу: – Ну что, идем?
– Не знаю, уже как-то не хочется, – усмехнувшись, папа шагнул к двери и распахнул ее перед своей красавицей-женой.
– И я все-таки надеюсь, что ты у нас девушка благоразумная, глупостей не наделаешь, – мама все же высказала свои опасения дочери, обернувшись на пороге.
– Мам, ну какие глупости? Я же буду дома.
– О чем это вы? Какие глупости? – судя по реакции, папа действительно не знал, о чем говорят его женщины.
– Да это мы так, о своем,