Борис Слуцкий имел комиссарский характер. И однажды, уставя в грудь мою палец, он произнес: «Вы, Генрих, формалист, поэтому должны отлично писать стихи для детей». И тут же отвел меня к своему другу Юрию Тимофееву – главному редактору издательства «Детский мир». С тех пор я и пишу для детей. Все не опишешь, но не могу не упомянуть о трех литературных скандалах своего времени, участником и героем коих я оказался. В 1959 году Алик Гинзбург, юный и румяный, как девушка, приезжал ко мне (я лежал в своей комнатушке-пенале, меня терзал ревматизм) и объявил, что он хочет издавать журнал «Синтаксис» в количестве 10 экземпляров, где всех нас напечатает. «Только без политики», – напутствовал я с дивана. «Конечно!» – с готовностью согласился Алик.

Но без политики не получилось. И за первый самиздат пострадал юный издатель. Про нас всех была напечатана статья в «Известиях» «Бездельники карабкаются на Парнас». Где, как положено, всех заклеймили. Второй скандал произошел в 1968 году, когда меня приняли в Союз писателей и поручили мне работу с молодыми. Я горячо и наивно принялся за дело. Привел в Союз «смогистов», организовал выставку художника-белютинца. Но развернуться мне не дали. Танки входили в Прагу. Органы следили зорко. Меня не то что выгнали, а просто не выдали членского билета. Я, по молодости, обиделся и тут же вступил в только что родившийся Союз кинематографистов (я писал сценарии), где еще не знали меня с этой дурной стороны. Третий литературный скандал – это 1979 год, альманах «Метрополь». Но про него написано достаточно. Я просто был один из 21 участника этой акции. Были у меня и выставки. В 1975 году мои друзья художники-нонконформисты устроили выставку на ВДНХ в павильоне «Пчеловодство». Захотелось и мне показать свое творчество. На полотняных спинах двух своих рубашек я начертил фломастером два своих сонета: «Тело» и «Дух», так их и повесили на стене павильона. Недолго они провисели. Начальство повелело их снять, потому что текст не прошел лит, то есть цензуру. А про то, что это – образцы визуальной поэзии, никто и не подумал. После этого в 1976 году в Париже Александр Глезер в издательстве «Третья волна» издает мою книгу сонетов «Сонеты на рубашках». Первое издание. С началом перестройки начали печатать и мою лирику. В 1989 году журнал «Новый мир» печатает подборку моих стихов.

Затем – и другие журналы и альманахи. С 1987 года я – «выездной». Еду к дочерям в Париж, приглашают меня в Швецию, Германию, Югославию, Францию, США и другие страны. С тех пор напечатал несколько книг.

Самыми значительными для себя считаю:

«Сонеты на рубашках», издания 1976, 1989, 1993 годов.

«Черновики Пушкина», изд. «Раритет», Москва, 1992 год.

«Избранное», изд. «Третья волна», Москва, 1993 год.

«Смеянцы», изд. «ПИК», Москва, 1995 год.

«Принцесса и людоед», изд. «Ромэн», Москва, 1996 год, книга рассказов.

«Летящий и спящий», изд. «НЛО», Москва, 1997 год.

1 том из «четырехтомного собрания сочинений», изд. «Третья волна».

Москва

18 мая 1999

ШЕКСПИРИАНА

(Мемуары)

Я просто очень рано начал читать. И читал, читал. Читал очень быстро, вряд ли понимая все, что пробегало перед моими глазами. Читал все быстрее, увлекаясь самим процессом мгновенного чтения. Переворачивая страницу, которая рисует раненого гарибальдийца, схваченного австрийскими жандармами, я видел другую целиком и уже заглядывал на третью, предвкушая четвертую страницу, где герой уже спасается, прыгает с обрыва или перелезает через высокую тюремную стену, освещенный почему-то колеблющимся светом факелов восставших.

В местной библиотеке серая мышка-библиотекарша с удивлением смотрела, как я набирал целую стопку книг по трем абонементам: мама и два взрослых брата-студента. Долго я просматривал и разбирал на полках книги, докапываясь до особенно мне нужных, о чем я судил порой по двум строчкам предисловия или по достаточно странному комментарию. Уже в сумерках я выносил, одной рукой поддерживая снизу, другой обнимая и подбородком прижимая сверху целую пизанскую башню, которая кренилась, падала и рассыпалась по коридору, по поселковой улице, выстилая в траве цветную ровную дорожку.

Книги порой раскрывались – и летели огромные бабочки, я бросался и подхватывал их на лету, не успевал. Но я бежал и подбирал. И снова штабелем кирпича вырастали книги над моей головой. Качаясь под живой ускользающей ношей, я шагал по немощеной улице, спотыкался – и снова летели, крутились надо мной книги. И я – в центре этого торнадо, на это стоило поглядеть.

Это была своеобразная погоня – чтение, потому что каждый раз книги раскрывались на новом месте, я ловил их и сразу прочитывал дальше и дальше. И пусть все мешалось в моем мозгу, это не мешало мне быть вместилищем самых неожиданных знаний, удивлявших моих друзей и домашних.

Почему смеялись спутники Цезаря на слова предсказателя: «тебе грозят бедою иды марта»? Я знал. Это все равно что провещать: «тебе грозит бедою женский день».

Шекспир был классически образован и всюду в пьесах это рассыпано в самых разных местах, как и в моей бедной голове.

Но вот книги положены на средний этаж бамбуковой этажерки. Часть из них уже мной наполовину прочитаны, часть я уже читал прежде и предвкушал перечитать, а все новое с первых же строк казалось мне давно читанным, чуть ли не в прошлом столетии или в другой параллельной жизни, вот – даже страница желтела и осыпалась, быстро сгорая на свету. По-настоящему новое было прежде всего непонятно, то есть напечатано понятными словами по-русски, но смысл темен и непрозрачен, будто какой-то совсем иной еще строящийся язык. Очертания блестящих конструкций и баков в глубине пустыни.

Перечитывая с отбойным молотком, трудно врубаешься в глубину этого неподатливого подземного пласта – и вдруг узришь, что лежит все это на поверхности, как соль на солончаковых плешах.

…Нажал на красную кнопку пульта, но прежде чем погаснуть, диктор еще немного пожевала беззвучными губами.

…Звуки музыки, человеческая речь исходила от приборного щитка, я видел это. Казалось, сама автомашина разговаривает и поет чужими вкрадчивыми и нахальными голосами. А если они переговариваются между собой, втайне от нас, темные с поднятыми стеклами и закрытыми дверцами, стоя погасшими рядами в гараже? Слышал еще, что они тихо рокочут, заполняя выхлопными газами свои пустые кабины. Под сурдинку играет музыка, усталые дремлющие механизмы ловят кайф. Но это слухи, ничем не подтвержденные слухи.

…Пятитомник Шекспира, издание Брокгауза – Ефрона Санкт- Петербург. 1903 год. Библиотека ВЕЛИКИХ ПИСАТЕЛЕЙ под редакцией С. А. Венгерова.

Мальчиком при колеблющейся дымящей