население репрессиям, а земли разорению. В свое время жители этой области дали Ксерксу «землю и воду», да и фессалийцы, в пику фокейцам, не желали ее разорения. К тому же Дориде покровительствовало дельфийское жречество, у которого были очень напряженные отношения с правящей элитой Фокиды. Совокупность всех этих факторов и уберегла Дориду от погрома.

Зато на территории Фокиды персы вели себя совершенно иначе, подвергнув страну небывалому разгрому: «Варвары исходили всю Фокиду, причем войско их имело проводников из фессалийцев; куда бы они ни приходили, везде все жгли и разоряли, бросая огонь на города и храмы» (Herod. VIII, 32). Об этом же свидетельствует и Плутарх: «Ксеркс через Дориду вторгся в Фокиду и жег фокейские города» (Them. 9). Геродот перечисляет одиннадцать фокейских городов, уничтоженных персами, в том числе и Абы, знаменитые своим святилищем Аполлона. Теперь этот знаменитый храм был разграблен и сожжен. Впрочем, Диодор Сицилийский, подразумевая сожжение афинянами храма Артемиды в Сардах, заметил, что «сжигать святилища персы научились у эллинов, воздавая равным надругательством тем, кто ранее совершил такое же преступление» (X, 25).

Помощи в эти страшные дни фокейцам ждать было неоткуда – вся греческая армия сосредоточилась на Истме для обороны перешейка. Афиняне настаивали на том, чтобы перенести боевые действия в Беотию и таким образом не только помочь фокейцам, но и защитить Афины и Аттику со стороны суши. Однако страх перед персами оказался настолько велик, что пелопоннесские союзники отказалось покидать пределы полуострова.

К этому времени командование сухопутной армией союзников принял спартанский царь Клеомброт, младший брат Леонида. Собрав на Пелопоннесе большое войско из нескольких десятков тысяч человек, он привел его на Истм. Вместе с лакедемонянами против персов выступили коринфяне, сикионцы, элейцы, воины из Аркадии, Трезена, Флиунта и Гермионы. Но многие полисы на полуострове предпочли самоустраниться от участия в боевых действиях: «Остальные жители Пелопоннеса не заботились о том нисколько. Между тем празднества олимпийские и карнейские уже миновали» (Herod. VIII, 72). Как видим, даже в момент наивысшей опасности ни о каком единстве между эллинами даже речи нет.

Оказавшись на Истме, Клеомброт развил бурную деятельность. Сначала по его приказу были перекрыты и сделаны непроезжими все дороги через перешеек, а затем царь распорядился возвести на Истме каменную стену от залива Коринфского до залива Саронического. Работы развернулись грандиозные, тысячи воинов приняли участие в строительстве, которое продолжалось и днем и ночью. В ход шло все, что можно было использовать при возведении стены; люди несли камни, кирпичи, набитые песком корзины. Спартанский царь искренне считал, что на море персов победить невозможно, и все свои надежды связывал с обороной Истмийского перешейка.

К этому времени Фокида было разорена полностью. Персы шли в горы и там вылавливали местных жителей, благо опыт подобных операций был у них отработан еще во время захвата островов Эгейского моря. Однако количество пленных было невелико: «Нескольких фокийцев они догнали на горах и взяли в плен, нескольких женщин толпа изнасиловала, от чего те и умерли» (Herod. VIII, 33).

Пока персидские отряды обращали в дым и пепел Фокиду, главные силы Ксеркса вступили в Беотию. Беотийцы одни из первых признали власть персидского царя, но их очень тревожил тот факт, что отряд из Фив принимал участие в битве при Фермопилах. Слухи о том, что Ксеркс распорядился заклеймить сдавшихся в плен финских гоплитов во главе со стратегом, уже достигли Беотии. В этой тревожной обстановке беотийцы обратились к македонскому царю Александру, принимавшему участие в походе Ксеркса на Элладу. До конца не доверяя персам, они попросили царя ввести в города Беотии македонские гарнизоны, чтобы продемонстрировать свою лояльность Ахеменидам и одновременно избежать различных неприятных эксцессов. Александр считался верным союзником персов, и поэтому в глазах Ксеркса поведение беотийцев не должно было вызвать никаких подозрений. А для самих эллинов присутствие македонцев было более желательным, чем присутствие азиатов, людей другой культуры и с совершенно чуждым менталитетом.

Ксеркс сквозь пальцы посмотрел на такое поведение признавших его власть фиванцев и беотийцев, но на тех, кто посмел выступить против него с оружием в руках, царь обрушил свой карающий меч. Прежде всего это касалось города Феспии. Феспийские гоплиты героически сражались при Фермопилах и все до одного там полегли вместе со спартанцами царя Леонида. Этого персидский царь феспийцам простить не мог и приказал сжечь их город. Но местное население успело покинуть Феспии и убежать на Пелопоннес до того, как персидские войска подошли к городу.

Особый счет у Ахеменидов был к маленькому городку Платеи. В битве при Марафоне платейцы были единственными из эллинов, кто сражался плечом к плечу с афинянами против захватчиков. Во время нашествия Ксеркса жители Платей собрались идти служить в афинский флот гребцами и гоплитами, поскольку своих кораблей не имели. Спасая свои семьи от персов, платейцы задержались и прибыли в расположение афинян уже после битвы при Саламине. Но Ксеркс был очень хорошо осведомлен об антиперсидских настроениях платейцев, поэтому их город был предан огню и разрушен. Впрочем, большую роль в том, что Феспии и Платеи были уничтожены, сыграло подстрекательство фиванцев, которые руками персов расправлялись со своими недругами.

Рассказывая о пребывании Ксеркса в Беотии, Геродот делает примечательный вывод: «Чем дальше продвигался персидский царь внутрь Эллады, тем больше становилось число следовавших за ним народов» (VIII, 66). Действительно, на сторону персов открыто перешли опунтские локры, малийцы, жители Дориды и беотийцы. Теперь им предстояло вместе с азиатами сражаться против своих собратьев-эллинов. Впрочем, подобный расклад никого не удивил, после прорыва персов через Фермопилы такой ход событий был закономерен.

* * *

Во время пребывания Ксеркса в Центральной Греции был организован поход персидского отряда на Дельфы, породивший немало вопросов, на которые невозможно дать точных ответов.

Прежде всего, возникает закономерный вопрос – зачем это было надо царю? Мы помним, что именно дельфийское жречество активно внедряло в массы бессмысленность сопротивления персам, тем самым играя на руку завоевателям. Ксеркс не мог этого не знать. Обратим внимание на рассказ Геродота о сокровищах святилища Аполлона в Дельфах: «Как я слышал, все замечательные предметы в этом храме известны были Ксерксу лучше, нежели те, которые он оставил в своих храмах; действительно, многие говорили о них постоянно, в особенности о пожертвованиях Алиаттова сына Креза» (VIII, 35). Подобная осведомленность