С самого начала разговаривал со мной так, будто считал полноценным человеком, понимаешь? Не куском мяса, не грязной шлюхой. Постоянно задавал безобидные вопросы о моей жизни, интересах, делах. Я почти забыла, каково это, когда к тебе относятся по-человечески. Когда проявляют обычный интерес как к нормальному человеку, а не к объекту извращенных фантазий.

Чемберс говорил комплименты. Но не всякие пошлые мерзости, не так, как это делали все остальные. Он говорил, что я сильная, что у меня доброе сердце и глубокие мысли, – все то, что я хотела услышать. И я слушала, я верила…

Как полная дура.

Правда, я не сразу повелась. Ему понадобилось время, чтобы завоевать мое доверие. Сначала меня напрягало, что он занял все мое рабочее время, тратя на это немаленькие суммы каждый месяц.

Я спрашивала: «Зачем тебе это?»

Он отвечал: «Не хочу, чтобы на тебя смотрели другие, унижали и заставляли делать то, чего ты сама не хочешь».

Леон говорил, что меня ждет хорошая жизнь, что я не пропащий человек, как я думаю. Мы много разговаривали. Мы сближались. Я начинала ему верить, и он осмеливался на большее сближение. Но при этом никогда не переходил грань дружбы.

Спустя несколько месяцев такого общения онлайн Чемберс как-то спросил, можно ли прислать мне подарок на день рождения. Это должно было меня смутить, но я уже была на крючке. Я ведь считала его другом. Достаточно близким, чтобы сглупить и дать свой адрес.

Хотя, по правде сказать, теперь я уверена, что Леон и сам его узнал бы.

Так выяснилось, что мы живем в одном городе. Я была в шоке. Обычно… такое не должно происходить, понимаешь? По правилам студии технари делают так, чтобы моделям не попадались мемберы поблизости. Обычно мы пересекаемся с людьми с других континентов.

Но, видимо, что-то пошло не так. Либо Чемберс нарочно это сделал, как-то обошел систему. Думаю, он вполне мог это провернуть. Возможно, искал кого-то рядом, чтобы иметь возможность преследовать и контролировать. Именно это и было его целью. Контроль, власть. Взять чью-то жизнь и подчинить себе. Только я поняла это слишком поздно.

Чемберс стал присылать мне подарки. Ничего такого. В основном комнатные цветы. Но это не были простые ухаживания. Я бы на них не повелась, нет. Это были искусные манипуляции. Он делал все, чтобы я верила ему. Вешал лапшу на уши. Якобы желал мне добра. Вел себя так, словно хотел помочь мне подняться со дна. Он знал о моем состоянии, о моем прошлом, о психологических проблемах. Понимал, насколько я перед ним уязвима, в то время как я закрывала глаза на все красные флаги.

Чемберс говорил, что дарит именно комнатные растения, чтобы я могла заботиться о них и видеть, как они расцветают от моей заботы. Он знал, что я считала себя никчемной и ни на что не способной. Таким образом он показывал мне, будто я «хороший человек, заботливая женщина, заслуживаю достойной жизни» и бла-бла-бла…

Леон знал: я хотела верить в это. Поэтому я верила ему.

Манипуляции работали. Самое худшее в этом не то, что он врал, а то, что он дал гребаную надежду, которая позволила мне поверить. Я ведь действительно поверила, что я – не конченое ничтожество.

Какое-то время все было спокойно, но пару месяцев назад Леон ввел меня в ступор. Сказал, что хочет встретиться. Я напряглась. Это противоречило правилам студии. Запрещалось иметь какие-либо личные контакты с мемберами, принимать от них подарки или деньги в обход студии, а тем более встречаться, но Леон утверждал, что мне необязательно работать в этом злачном месте, что я могу жить лучше. С Мороном у меня были паршивые отношения, мы то и дело ругались, поэтому я глушила голос совести, убеждала себя, что ничего плохого в нарушении некоторых правил нет, ведь Морон тот еще говнюк, а Леон мне ничего плохого не сделал.

Во мне было так много противоречий. Я не могла просто взять и уйти. Я не хотела там работать, но в то же время не хотела, чтобы за меня решал кто-то другой. Я должна была сама прийти к этому решению, найти другой заработок. Да и с Чемберсом не планировала встречаться. Меня устраивала физическая дистанция между нами, так было безопасно, надежно. Была уверенность, что он не представляет опасности, ведь находится где-то там, далеко, и именно это чувство позволяло довериться ему.

Леон продолжал настаивать на встрече. Я избегала этого, каждый раз переносила на «потом». Мне не хватало смелости прямо отказать. Он ведь столько хорошего для меня сделал, понимаешь?

Я чувствовала себя отвратительной, неблагодарной, но его присутствие досаждало, и я не хотела встречаться с ним наперекор себе. Чемберса становилось слишком много в моей жизни, а когда он захотел увидеться вживую, я испугалась, что это уже слишком.

И тогда началось.

Видимо, потаенная тревога распирала меня неспроста. Но Леону удалось усыпить мою бдительность и подозрительность всеми этими благотворительными подачками и манипуляциями. Вся эта лесть, чтобы я поверила… Это было умно. И я повелась. А потом он сделал то, что обрубило зарождавшееся доверие, но тут же породило мою зависимость от него.

Леон поставил мне ультиматум под видом очередной манипуляции. Ясно дал понять, что если не встречусь с ним, то о моей деятельности узнают все мои родные и знакомые. У меня не было причин не верить, что он на это способен. И тогда вся моя жизнь начала вертеться вокруг Чемберса.

На работе он был единственным клиентом. Друзей у меня нет, из дома я почти не выходила, а с Мороном мы к тому времени разошлись. Жизнь превратилась в тревожное ожидание каждого вторника. Теперь я ненавижу чертовы вторники. Каждую неделю в этот день мы с Чемберсом встречались в одно и то же время в одном и том же месте. В парке. Он позволил мне выдвинуть лишь одно условие: место встречи должно быть людным. Я ни за что не хотела оставаться с ним наедине. Но он и так знал, где я живу, и мог сделать то, что задумал, в любой момент.

Леон не звучал как психопат. Не выглядел как психопат. Но, черт, Ви… Мне было не по себе на этих встречах. Сам факт того, что он принуждал меня к ним…

При этом он не заставлял меня делать что-то ужасное. Мы встречались в людном парке и расходились по делам. Проводили время, беседуя за чашкой кофе.