ней грустить, — вздохнула Маша, — там же нет лазурного океана и белоснежных пляжей с пальмами.

— У нас здесь тоже хорошо, — заявила бабушка. — Ты что забыла уже, что собиралась ко мне перебираться насовсем? Да и дожди здесь не идут по полгода. И тепло также летом, и речка своя течёт — купайся вволю. Опять–таки лететь никуда не нужно.

— Ну да, — согласилась Маша, — летом здесь ещё очень даже ничего, вот только с зимой нужно что–то делать. Вся надежда на Гольфстрим осталась.

— Как это? — не поняла бабушка.

— Ну как как, — стала объяснять Маша, — ледники тают, течение Гольфстрима меняется, замедляется, Европа будет охлаждаться, а у нас станет заметно теплее. Глядишь, персики да абрикосы выращивать здесь будем.

— Персики — это хорошо, — подтвердила бабушка, — абрикосы тоже хорошо — из них курагу насушить на всю зиму можно будет. Давай абрикосы сажать.

— Давай, — подхватилась Маша, — сейчас напишу маме, чтобы саженцев купила.

— Нет, погоди, — сказала бабушка, — сейчас сажать уже поздно, в конце весны нужно, в следующем году мне привезешь.

— Ладно, — согласилась девочка, — поздно так поздно. А сейчас и впрямь уже поздно, — она посмотрела в окно, которое по–прежнему заливало дождём, на улице было уже совсем темно. — А ведь мы с тобой собирались ещё что–то делать, — напомнила она бабушке.

— Ну, чай мы уже попили, о политике поговорили, осталось только спать лечь, — сказала бабушка. — А вот что я ещё хотела — вспомню завтра, видно не очень важное. Так что давай–ка чисти зубы, и в кроватку. Да, и завтра никуда в такую сырость идти не нужно, даже если дождь закончится. Баба Марфа конечно потащится, но я тебя не отпускаю, это сомнительное удовольствие — бродить по мокрому лесу, потом как–нибудь сходишь.

Все улеглись, в доме стихло, шумел только дождь, но под дождь, как вы знаете, очень хорошо спится. Маша лежала, засыпала и размышляла: «Какие же интересные выкрутасы у нашей истории бывают. Вот сохрани тогда цари территории — были бы сейчас Гавайи нашими островами, да и Аляска с её огромными запасами нефти и металлов. А так собрались несколько человек и всё порешили между собой. А общество где, спрашивается? А общество никто и не спрашивал. Всё–таки очень интересно, почему миллионы чувствуют себя настолько пустым местом, что безропотно позволяют принимать за себя решение кучке людей. И были бы решения эффективными, так совсем наоборот, порою идут во вред этим миллионам. Вот предложи любому огороднику уступить часть своего огорода соседу — он разве согласится? Огород его кормит. А вот бездельник, тот продаст, потом растранжирит деньги, и снова часть огорода продаст, чтобы снова всё растранжирить. А когда распродаст всё, то станет потом бродягой. Разве это нормально? Люди должны заявлять свои права и отстаивать их, только тогда общество будет здоровым. И кто такой вообще этот царь, кто его выбирал? Чем он лучше других миллионов граждан? Вот ведь придумали. Нет, стадное чувство губительно. Пожалуй, от этого и все беды. Нужно почаще проводить референдумы, только организовывать их в электронном виде, и результат тут же будет отражаться, и расходов больших не требуется, только чтоб ничего не подтасовывать при этом. Нужно всем участвовать в развитии общества, а то привыкли только отмахиваться, а в результате от таких отмашек сплошные промашки да тормашки. — Она задумалась на минуту, посмаковав по себя эти слова. — Что–то в этих неуютных словах корень какой–то знакомый, это мне не нравится. И вообще, нужно подумать о чём–нибудь позитивном, а то эта царская бесхозяйственность меня совсем затормошила.

— Тиша, Тиша, кис–кис–кис, — тихонько позвала она кота, — помурлыкай мне, пожалуйста, а то я что–то распереживалась.

(Что бы мы делали без этих домашних пушистых хвостатых мурлыкотерапевтов. Столетиями живут они вместе с нами и помогают нам.) «Мур, мур, мур….», — затянул кот свою колыбельную, устроившись на одеяле у Маши в ногах, девочка успокоилась и быстро заснула.

Глава 64. В которой Маша находит точку опоры организаторов лотерей.

Ну что, день летнего солнцестояния выдался на удивление не солнечным. Небо было хмурое, серое, и моросил дождь. Никакого желания куда бы то идти не было и в помине. Маша с утра занялась уборкой: мыла полы, окна, протирала подоконники, снимала пыль со шкафов. На одном из них обнаружилась коробка со старыми фотоальбомами. Следующий час ушёл на рассматривание фотографий. На некоторых их них бабушка была точь–в–точь как Маша — такая же юная и задорная. Потом они обедали, после обеда собрались отдохнуть на часок, бабушка даже почти успела задремать, как в дом ворвался какой–то грохот, от которого ваза на столе задребезжала и чуть не свалилась на пол, не удержи её Маша вовремя. С этим грохотом на окраине деревни показалась колонна техники, состоящая из строительного крана, бульдозеров, экскаваторов и грузовиков, везущих на прицепах строительные домики.

— Господи! Да что же это такое! — всплеснула руками бабушка, выглянув в окно. — Неужто началось?!

— Что началось? — не поняла Маша.

— Строить приехали, — огорчённо сообщила бабушка. — Офридиоз этот треклятый.

Маша по–прежнему недоумённо хлопала глазами.

— Ну этот, фонд областной, — поправилась бабушка, — содействия развитию индивидуального жилищного домостроительства и освоению новых земель. Вот нечистая принесла. Пойдём, вон люди собираются.

Маша с бабушкой вышли на улицу и направились к колонне. Перед ней уже начали собираться жители деревни. Маша ещё не всех хорошо знала, но дедушка Василия был уже тут, и дядя Сеня был уже тут, и ребята уже приехали на велосипедах, и даже владелец быка Николай стоял, подбоченясь, и грозно, прямо как его бык в былые времена, взирал на остановившийся перед ним чёрный автомобиль. Три десятка человек точно собралось. Такого количества жителей деревни вместе Маша ещё никогда не видела.

Колонна остановилась перед въездом в деревню. Колонну возглавлял большущий мерседес чёрного цвета, из которого вылез шофер, обошёл и открыл дверь пассажира, откуда вальяжно появился невысокий лысоватый полноватый человек средних лет в чёрном костюме и чёрных очках. Вокруг него тут же образовалась подобострастная челядь с папками и портфелями в руках, вылезшая из второго мерседеса. Вид у всех был чрезвычайно серьёзный и ответственный.

— А, господин Бравый пожаловали, — грозно произнесла бабушка, — и по какой же вы здесь снова причине?