– Это не одно и то же.

– Неужто? – с вызовом набросилась я, хоть и знала, что Джулиан прав. Для него ведь это не просто шрамы – это воспоминания, причем очень болезненные. – Я тоже так считала, но не помешал же мне этот факт, чтобы быть с тобой?

– Да, но вечером в палатке, знаешь ли, темновато.

День. Ночь. Свет. Тьма. Какая, к черту, разница! Очередное оправдание! Ну уж нет, я не позволю ему вновь так поступить со мной. Не успев толком обдумать решение, я стянула с себя майку и осталась перед Джулианом в одном лифчике. Я потянулась расстегнуть застежку на спине. Лифчик соскочил с груди, и лямки спокойно упали с плеч. Кожу лизнул холодный воздух – соски затвердели. Ничего, меня согреет полный огня взгляд Джулиана.

Растерянно он разглядывал меня, вернее сказать, только грудь. Губы у него слегка разомкнулись, зрачки расширились.

Я дрожала. И все равно, даже оголившись перед Джулианом, не чувствовала себя уязвимой, ведь все, что я говорила ему, – чистая правда. Я доверилась Джулиану и тому, что между нами было.

Наконец Джулиан пробудился от дурмана и заговорил.

– Они… они вовсе и не разные.

– Да нет же. Левая – заметно меньше, но пирсинг немного отвлекает внимание.

– Я этого не вижу, – не отступал Джулиан, не сумев совладать с голосом. Он все еще не смотрел мне в глаза.

Под его пристальным взглядом побежали мурашки, а между ног у меня возрастало возбуждение.

– Джулиан?

Настойчивый вопрос заставил его в конечном итоге поднять взгляд.

– Да?

– Раздевайся, – премило улыбнулась я.

Он и ухом не повел. Стискивая зубы, он изучал меня пронизывающим до глубины души взглядом. Не двигался с места, но и не отказывал.

Я придвинулась ближе, села совсем рядом. Медленно потянулась к верхней пуговице его рубашки. Аккуратно расстегнула ее, стараясь не выдать волнения. Джулиан меня не остановил. Раздеть его – непозволительная прежде близость. За всю жизнь мне доводилось раздевать не так уж и много мужчин, и когда это все-таки случалось, выходило неуклюже и чересчур быстро: сказывались всплеск гормонов и страх быть пойманной родителями. Но сегодня с Джулианом спешка совсем ни к чему. Речь ведь не о сексе, а о нас – и у нас все время мира. Мы его потратим, творя воспоминания, за которые потом сможем держаться.

Я стянула с плеч Джулиана рубашку. Впервые я видела его шрамы так близко. Левое предплечье почти целиком покрыто шрамом – он напомнил браслеты у Чудо-женщины. Кожа покраснела неравномерно, виднелись светлые и темные пятна. Кроме того, рука в этом месте казалась тоньше, как будто повредилась не только кожа, но и мышцы. Не отводя взгляда, я подняла руку и пальцами провела над шрамом, не касаясь его. Краем глаза я заметила, что Джулиан смотрит на меня недоверчиво, с подозрением, однако он не отшатнулся. Кровь отчетливо застучала в висках, и мне даже почудилось, будто я слышу, как яро бьется сердце и у него в груди. Осторожно я прикоснулась к шраму пальцем. Джулиан вздрогнул, и в эту секунду я поняла, что он может просто вскочить и убежать.

И все же он этого не сделал.

Нежно я погладила покрытую шрамом кожу. Шрам оказался совсем не таким, как я представляла: намного нежнее, прямо-таки бархатистым, и, несмотря на видимые неровности, на ощупь был абсолютно гладким, как пластик. Я не отпускала Джулиана, изучая и другие его рубцы. Длинный шрам начинался у него чуть ниже сердца и пересекал грудь – кожа там слегка сморщилась – и из-за этого соски теперь располагались на разном уровне. Несколько шрамов поменьше располагались ниже пупка и исчезали где-то под ремнем на джинсах – как и волоски, тянувшиеся тонкой дорожкой вниз. Надо признать, не глазеть на шрамы трудно. Ни один из моих знакомых не обладал таким количеством рубцов, однако я и не думала считать Джулиана уродливым. И шрамы не помешали мне представить, как я губами изучаю его плоский живот.

Я на мгновение подняла на Джулиана глаза, затем наклонилась и поцеловала его в плечо. Он сделал глубокий вдох и задержал дыхание, а я губами провела по его ключице. Коснулась языком прохладной кожи – и она потеплела под моим дыханием. Джулиан вздрогнул от ласки. Меня его шрамы не беспокоили, и все же я избегала касаться их, думая лишь о том, как его не смутить.

Он схватил меня за руки, и я было испугалась, что сейчас меня снова оттолкнут, но вместо этого Джулиан притянул меня ближе, приникая ко мне губами. Здесь не нашлось места касаниям наобум, поцелуй вышел осознанным и честным. Можно лишь надеяться, что Джулиан понимает, как я благодарна ему за доверие.

Обвив меня руками, он притянул меня к себе вплотную. Кожа к коже. Но вместо страсти в моей душе горело другое, более теплое чувство. Я не хотела заниматься с ним любовью, я желала лишь объятий, лишь наслаждаться мгновением этой близости, к которой мы наконец пришли.

– Ты справишься, – бормотала я, вытирая влажные от волнения ладони о платье.

Почему мне кажется, что эта встреча с родителями – самое важное испытание в моей жизни? Сердце колотится, дышу часто и тяжело, а дезодорант перестал действовать уже по дороге. Подняв руку, я увидела расплывшееся под мышкой пятно. Шикарно. Почему именно сегодня мне хватило глупости надеть светлое платье? Я помахала на потемневший островок ткани, и, естественно, это не сработало. Может, мне повезет и эти пятна настолько отвлекут маму, что она не обратит внимания на мои слова.

Минут пятнадцать я просидела в машине на подъездной дорожке, но все равно назначенное время еще не подошло. Впервые в жизни я пришла так рано. Просто войди и покончи с этим – но страх меня парализовал. Снова и снова я прокручивала в голове речь, которую репетировала всю неделю. Столь многое зависит от этой встречи. Если не смогу призвать их к благоразумию и заставить цивилизованно встретиться с Эдрианом, все будет кончено. Никогда прежде я не желала ничего с такой же страстью. Друзья, семья – это самое важное для меня, но три самых значимых человека в моей жизни предпочли пойти разными дорогами, и сердце мое разбилось. К тому же сейчас стало очевидно, что придется выбрать чью-то сторону. И я точно знала, с кем мне по пути.

На этой неделе я много времени проводила с Эдрианом и наконец увидела, как несчастен он был все месяцы и годы до каминг-аута. Горечь и отчаянье медленно проникали в его жизнь и личность, а я этого даже не замечала. Только теперь я смогла увидеть произошедшие в нем перемены. Эдриан за эти пять месяцев стал совершенно другим человеком. Гораздо счастливее. Спокойнее. Его сердце наполнилось надеждой. Рядом с Китом он вновь расцвел, в то время как родители и их общество иссушали его душу.

Вспоминая рассказы Эдриана, я до того опечалилась, что едва не завела мотор и не уехала домой. Но слишком долго я боролась за нашу семью, слишком многим пожертвовала, чтобы сейчас просто взять и сдаться. Меньшее, что я могу сделать для Эдриана, – это попытаться вернуть ему маму и папу. Пусть они согласятся хотя бы встретиться с ним и своими глазами увидят, что едва не потеряли сына.