Человеческое сознание избыточно, что подтверждают даже эти несколько примеров контрпродуктивных моделей поведения. Не все люди таковы, но у некоторых склонность к рефлексии развита настолько, что работает уже не как двигатель личного развития (что бы это ни значило), а как тормозящий фактор. Проблема самоанализа в том, что он не может быть абсолютен и точен. В жизни дедукция/индукция уровня Шерлока Холмса невозможна, поэтому человек, проводящий слишком много времени, прогнозируя и разбирая возможные варианты, взвешивая доводы и анализируя мелкие детали, рискует потерять все – просто потому, что мир устроен слишком сложно, и все факторы учесть невозможно. Минимальный анализ позволяет избежать неприятностей и найти выгоду, избыточный только плодит бесполезные схемы. Во всем необходим баланс, и для успешного существования оптимально сочетание рациональности и импровизации.

Возможно, и сам этот небольшой кусок текста из четырех абзацев – одно из наилучших подтверждений приведенных тезисов. Какой смысл скрупулезно разбирать человеческое поведение и работу сознания, когда ты этого вовсе не хочешь делать, но считаешь, будто это необходимо для создания какой-то там картинки в голове другого человека? Возможно, и остальные куски текста так же глупы. К чему создавать метафору длиной в сотню-другую страниц, когда все ее содержание можно легко выразить лишь несколькими словами?

Если только это не вынужденная мера. Как река делает изгиб, встречая на своем пути преграду, так и слова многократно умножаются, когда некоторые из них не могут быть сказаны – по крайней мере, без контекста. Тогда эта избыточность оправдана. Но все равно странна при этом”.

– Ну что ж, вы получили девять фрагментов, десятый получите, когда отпустите меня и дадите уйти. Вот в этом месте.

– Дельта, возьми у него бумагу.

– Спасибо, Дельта. Но, прежде, чем я покину вашу гостеприимную базу, я задам последний вопрос.

– Валяй.

– Итак, Альфа. Я уже понял, кто вы, что это на самом деле за место, чем вы тут занимаетесь, что ищете. Лишь насчет одного аспекта всей ситуации у меня есть только догадки, так что я хотел бы попросить вас прояснить мне кое-что. Альфа, что именно содержится в ключевом фрагменте, который вам так необходим?

Не знаю, сколько времени прошло с того момента, как я умер, задушенный змеями и пауками на полу притона. Если я могу сейчас думать эти мысли, возможно, я и не умер вовсе? Это был сложный вопрос, требующий более глубокого анализа, а на это сейчас не было сил, так что я решил считать себя условно мертвым.

Вскоре я стал различать мир вокруг, а еще спустя какое-то время понял, что уже не лежу, а сижу в кресле, причем сижу с удобствами – на запястьях смыкались кандалы, а цепь тянулась куда-то за порог комнаты, посреди которой кресло стояло. Из прочей мебели там был старый покосившийся шкаф под замком, белый экран прямо напротив меня, стеклянный столик с проектором и стаканом воды и решетки на окнах. Кто-то явно намекал, что не хочет отпускать меня на свободу. Впрочем, сейчас мне казалось, что за пределами этого помещения я найду не больше свободы, чем имею здесь, так что даже не думал о том, чтобы попытаться сбежать.

Вместо этого я присмотрелся повнимательнее к цепи. В одном из ее звеньев была зажата маленькая скрученная в трубочку бумажка. Кандалы предоставляли мне ровно столько самостоятельности, чтобы я мог ее достать. Развернув то, что оказалось запиской, я прочел следующее послание: “Ну что, соскучился? Я скоро вернусь, обязательно дождись меня!”

Сомневаюсь, что это могла быть записка от друга, мамы или кого-то в этом роде – учитывая кандалы и прочие обстоятельства. Это могла быть девушка, но я никогда не замечал за собой пристрастий к таким экспериментам, так что из вариантов остались только злорадный недоброжелатель или безумный фанат – это было сомнительно, потому что я не был знаменитостью, а желать мне зла – как, впрочем, и добра – было особо некому – или просто маньяк. Что ж, скоро мне предстояло узнать, что же из двух.

И, как обычно, я оказался не совсем прав.

Цепь шевельнулась и вновь замерла. Потом проделала это еще раз. Затем стала подергиваться без остановки, назойливо и как-то словно игриво. Вдруг у меня в голове что-то вспыхнуло, заставив отдернуться к спинке кресла. Это был мимолетный образ – человек без кожи, будто заживо освежеванный, сжимающий в пальцах зеркало в черной раме. Испугал меня не сам живой труп, а то, что я увидел в зеркале – глубокого старика, в морщинах и седого, выглядящего так, словно он прожил тысячу несчастных лет, и впереди у него был еще миллион. Несколько секунд все было спокойно, а затем цепь вновь стала дергаться, и с каждым ее движением перед моими глазами взрывались все новые и новые образы, один болезненнее другого. Там было все: и батарея с кусочками мозгового вещества, и пустой осенний парк, и исписанные кровью страницы, и чьи-то огромные темные глаза, глядящие с насмешкой, и потолок реанимационной палаты, и рвота вперемешку с кусочками органов на грязном снегу, и манящая темная гладь реки вокруг маленького островка… И все, все, все. Я думал, что вот-вот сойду с ума, но цепь замерла как раз в тот момент, когда я уже был на грани. Я медленно открыл глаза.

Надо мной нависал – насколько ему это позволял рост – тощий седой парень лет шестнадцати в просторной желтой безрукавке с надписью “В АДУ ВСЕГДА СОЛНЕЧНО”, идущей по контуру круга со вписанной в него мордой козла. Он держал в руке цепь от сковывающих мои руки оков и ласково ее поглаживал. Седые волосы свисали грязными сосульками, но они не могли скрыть выражения безумия на лице этого человека. Он улыбался во весь рот, выставляя напоказ блестящие серебряные зубы и разрезанный надвое язык. Глаза же его были пусты и неподвижны, словно у акулы.

– Привет, старичок. Не узнаешь меня, да?

Я только помотал головой.

– Ну это ничего, я не обижаюсь. Ты столько с собой всякого сделал, что и себя-то не узнаешь. Небось и не помнишь ничего, но я это быстро поправлю. Сегодня у нас в программе премьерный показ моего дебютного фильма – закрытый показ, между прочим, так что можешь гордиться возможностью увидеть это первым.

Маньяк снял с плеча сумку, достал из нее ноутбук и подошел к столику с проектором.

– Не против, что я взял твой компьютер? Мне было неловко брать его без разрешения, так что тысяча извинений.

Он подключил ноутбук к проектору и принялся что-то искать среди беспорядка файлов и папок.

– Ты, наверное, думал, что здесь тебя никто не достанет. Думал, что через червоточину может пройти только один. Думал, что спрячешься и допишешь свою глупую историю в тишине и покое. Кто знает, что еще ты там думал. Но ты в любом случае ошибался – я никогда не прикрываю лавочку, старик.