Он вскидывает бровь, а я пожимаю плечами.

– Сама не знаю.

– Представляешь, его ничуть не впечатлил мой голый торс! А я так старался пройтись красиво. Ты знаешь, я это умею. Па-де-баск… кабриоль… аттитюд… у вас здесь чудесный, просторный холл. Я попробовал развернуться.

– Что? – я смотрю на ухмыляющееся лицо Бонне, не веря, что он действительно проделал все то, о чем говорит. – О господи, Арно! Ты что, Стаса спровоцировал?! Танцевал перед ним? Вот так?!

– Ну, – смеется невозможный француз. – Немного. А что он как неживой, Стейси?! Захотелось расколоть панцирь. Я чувствую, детка, у него под ним плоть и кровь!

– Ну и как? Расколол? – развожу руками, показывая Бонне, в каком он виде стоит на улице.

– Еще не вечер! – не сдается парень. – Да и потом, моя красавица, я знал, что ты не оставишь Арно в беде, – целует меня в щеку. – Вот увидишь, Стейси, – обнимает за плечи, уверенно увлекая во двор, – он сам придет просить прощения.

– Даже не надейся! Ты его не знаешь! Вряд ли Стас за свою жизнь хоть у кого-то просил прощения.

И я действительно в это верю. Но блондин лишь отмахивается.

– Понимаешь, ты его сестра, и он уверен, что мы с тобой спали… – продолжает непринужденно говорить, когда мы возвращаемся в дом и Стас встречает нас на пороге мрачнее тучи. – Но если ты ему все объяснишь, он подобреет, – останавливается, улыбаясь в хмурое лицо.

Ну уж нет. Зря надеется.

– Идем, Арно, я не собираюсь никому и ничего объяснять. Это не его дело, пусть думает, что хочет.

– Зря, – вздыхает парень, не торопясь уходить. – Неспроста это, Стейси. Посмотри на него, он же слаще патоки! Чего ему злиться? Наверняка от одиночества не страдает. Да Леон сдохнет от зависти, если увидит нас вместе! Нет, детка, не будь я Бонне, если к утру не оставлю его своей памяти!

Я знаю друга и понимаю, что Стас его зацепил. Задел самолюбие невниманием и открытой неприязнью, с которой французу трудно смириться после повсеместной любви и признания. Ему обидно, но надеюсь, он завтра уедет и все забудет.

Не знаю, что слышит Стас в незнакомой речи Бонне, но не успеваю я на секунду отвлечься, как Арно уже держится за нос, из которого на пол капает кровь. Правда, кивает на мой ошеломленный взгляд, вполне себе глупо скаля в улыбке рот.

– Черт… Настя, я не хотел, – скупое Стаса.

И виноватое француза:

– Спокойно, Стейси-Белль! Это было не больно, клянусь! Я только хотел его потрогать.

– П-потрогать?! Ну, знаешь!

Но вместо того, чтобы по-настоящему злиться, командую:

– Тебе нужно лечь! Немедленно!

Бегу в кухню за полотенцем и льдом. Родители уехали, в доме только мы втроем, и я укладываю друга на диван в главной гостиной.

– Полежи здесь немного, – прошу, прикладывая к лицу холодный компресс. – Надеюсь, ничего серьезного.

– В следующий раз не будет трясти голыми яйцами. Мог бы и одеться.

– Он не с голыми, и не мог. Он мне позирует для рисунка, который просто горит, как надо сдать. А теперь что? Как прикажешь быть?

– Иди, Стейси-Белль. Начинай без меня, я подойду, – явно переигрывая, тяжело, со стоном вздыхает блондин. – Кто знает, может быть, когда ты уйдешь, он решит за мной поухаживать?

Два невозможных остолопа! Пусть будет по-вашему! Я разворачиваюсь и ухожу.

Я всегда чувствовал, с самого первого дня появления сводной сестры в нашем доме, что хочу права на эту девчонку. Даже тогда, когда еще не понимал себя и раздражение к ней зудело в крови обидой и ненавистью. Хотел, чтобы она смотрела на меня, только меня замечала и только я был вправе прикасаться к ней. Я и никто другой. И неважно, что мое желание обжигало ее болью. Это право уже в школе я готов был выгрызть зубами у кого угодно, даже у лучшего друга. Бывшего лучшего друга, решившего вдруг стать на моем пути. То, что я видел в ее глазах, – сводило меня с ума и ломало, пока в конце концов не поставило на колени, лишив надежды.

В том, что сердце Стаса Фролова однажды остановилось, был виновен я сам.

А затем она вернулась в мою жизнь, и сердце забилось снова. Застучало в груди, и чтобы почувствовать эту жизнь, за ее полную меру и близость Эльфа, сегодня я оказался готов платить всем.

– Хватит, Фрол! Я понял.

Эти слова Воропаев выплюнул на песок вместе с кровью, но я все равно повторил над ним, не чувствуя боли в пальцах и силы державших меня рук. Не слыша собственного хриплого дыхания и звона натянутых жил. Готовый ударить в любую секунду.

– Забудь ее, Серый. Забудь! Или в следующий раз твои друзья не остановят меня. Она моя! Всегда была! Я думал: мы с тобой это однажды выяснили! Не подходи к ней и не говори! Никогда! Запомни: я всегда буду на шаг впереди! Навредишь – убью!

А потом… Увидев чертового француза в доме – испытал шок.

Всего мгновение назад я верил, что смогу вернуть своего Эльфа. Несмотря на фотографии и все сказанные слова. Смогу! В последние две ночи я понял многое. Но увидеть его собственными глазами, да еще и обнимающего девчонку – оказалось хуже боли. Еще никогда соль ревности кислотой не разъедала душу.

Я сдерживаюсь, как могу, но кипучую, тихую злость сложно удержать в руках и не выплеснуть. Потому что Эльф рада ему, потому что ей хорошо с ним, потому что этот дом, мать твою, и ее тоже! И потому что светловолосый парень – не я.

Что-то хрупкое ломается в пальцах и падает на пол.

Я наблюдаю в окно, как они выходят в открытую дверь ворот и как ласково он касается ее волос. Смеясь, легко обнимает за талию.

– Стас, успокойся. Этот мальчишка что-то значит для Насти. Она не простит, если ты его обидишь. Дай ей разобраться в себе, еще немного времени, и вам обоим станет легче. Большая часть пути к возвращению уже пройдена. Никому не будет лучше, если ты решишь дать волю рукам.

– Мать, ты знаешь, кто он для нее? Насколько ей дорог?

– Достаточно дорог, чтобы обрадоваться его приезду, а нам – принять его в доме как гостя.

– Я не о том. Ты знаешь…

– Я тебе, сын, уже однажды сказала, что не стану вмешиваться. Есть вещи, которые должна решить сама Настя. Арно ее близкий друг, это все, что я действительно знаю об этом мальчишке. И он очень тепло к ней относится, сам видишь. Нам с Гришей этого довольно, чтобы успокоиться и доверять парню. А вы сегодня с сестрой как сговорились оба. Ушли в своем лесу за пределы сотовой связи и не предупредить о новости ни ее, ни тебя. Уж извини…

Действительно новость. Да такая, что сносит крышу. Мне так сложно устоять на шаткой почве бессилия и не закричать, а это чертов блондин словно нарочно испытывает терпение. Пляшет передо мной, трясет голой задницей. Прыгает как мартышка, лепечет что-то на французском, улыбаясь, как будто знает, что именно съедает меня. Не понимает даже тогда, когда я за шею волоку его из дома, насколько близок к тому, чтобы растерять по дороге все зубы.