Вадим явно имел склонность к писательству. Ему следовалосесть за стол и не вставать из-за него. Но, увы, быть прозаиком — это в первуюочередь уметь себя организовать. Над литератором нет начальника с кнутом вруке, рабочий день можно строить по собственному разумению. К сожалению, многиеодаренные люди элементарно ленивы. Карякин из их числа. У него очень хорошополучалось говорить о планах. Вадим уверял: он обязательно когда-нибудь создаствеликую книгу, эпическое произведение. Но вместо того чтобы начинать процесссотворения, Димон просиживал дни в буфете Дома литераторов среди подобных емуличностей. В подвальном помещении ведутся разговоры о величии литературы иклубится зависть к тем, кто, не особо болтая, выпускает романы. Карякин безконца врал окружающим, рассказывал о том, что его пьесу, пока не написанную,ждут в сотне театров, охотно говорил о других творческих планах. Кстати, он нераз выкладывал «коллегам» по буфету историю Тришкиных, сообщал, что это и естьсюжет его почти написанного романа.

Но Лидию Константиновну и Гарика в мире окололитературныхболтунов никто не знает, да и Димона давно перестали воспринимать всерьез,поэтому «прозаики» просто пропускали треп Карякина мимо ушей. В буфет Домалитераторов приходят не для того, чтобы слушать других, а для того, чтобыговорить самому.

И еще одно. У Вадима была хорошая фантазия и умение складнорассказывать. Когда к нему пришел «продюсер», Карякина, как всегда, понесло. Онведь искренне считал себя гением, полагал, что стоит ему лишь сесть за стол, исценарий или роман мигом напишутся. К тому же «продюсер» обещал аванс. Ясноедело, Димон начал выкладывать историю Тришкиных, слегка подкорректировав ее,про себя правды он не сообщил. Помнишь, я говорил тебе, что Карякина сгубиласклонность к вранью?

Я кивнула.

— Когда к Вадиму пришла Лидия Константиновна, —продолжил Александр Михайлович, — она спросила прямо: «Говорят, ты написалсценарий к многосерийной картине?» Димону следовало ответить честно: «Нет». Ноего, как обычно, понесло. Все долго пьющие люди теряют умение соображать,Карякин не исключение, он начинает рассказывать Тришкиной.., про Майю, Юлю…

— Идиот! — невольно вырвался у меня возглас.

— Верно, — кивнул полковник. — Он исполнилвсегдашнюю свою роль великого литератора, который почти завершил эпическоеполотно, на примере одной семьи показав эпоху, создал этакую новую «Войну имир». Или «Сагу о Форсайтах». Окончательно заврался, забыл, кто перед ним.Думаю, дальше разъяснять нечего.

— Что будет с Лидией и Игорем? — спросила я.Александр Михайлович замялся:

— Ну…

— Говори! — велела я. — Что еще сумелапридумать Тришкина? Надеюсь, ее посадят за решетку?

— Нет, — ответил полковник.

— Но почему? — возмутилась я. — УбийствоМайи…

— Первая жена Игоря погибла вследствие случайности.

— Муж ее толкнул, а потом заметал следы! Менял сапогина тапки! Использовал в качестве алиби Полунину!

— Дашута, — вдруг очень ласково заговорилДегтярев, — тут без шансов что-либо доказать.

— А история с Ниной? Ведь Каргополь столкнула под поездТришкина-старшая!

— Снова нет доказательств.

— Но ты же сам сказал: Лидия Константиновна призналась.

— Да, — кивнул полковник, — она далапоказания: чтобы избавиться от наркоманки Юли, перерезала страховочную веревку,Нину толкнула, покушалась на жизнь Симы, отравила Карякина… Игорь тут ни причем.

— Ее арестовали?

— Нет.

— Почему?

— Тришкина умерла.

Я вскочила с кровати.

— Как?

Дегтярев развел руками.

— Я решил побеседовать со старухой. И твоеSMS-сообщение со словами «Меня хочет убить Лидия Тришкина» было неплохимповодом для беседы.

— Ну ничего себе! Вы нашли меня в яме, в которой онаменя оставила!

— Верно. Поэтому прямо поздно ночью, в нарушение всехзаконов, я пошел к Лидии Константиновне. Она имела полное право не впуститьменя — ночь, никаких санкций нет… Но старуха открыла дверь, глянула на документи очень спокойно сказала:

«Входите, давно вас жду. Сколько ни зарывай беду, прорастетбуйным цветом. Что ж, пора сказать: финита ля комедиа».

Я не ожидал такого. Она призналась во всем, сказала, чтоочень устала бояться, а потом, сообщив: «Мне надо принять лекарство», —ушла.

Я подождал, она не возвращалась. Тогда я пошел в глубь домаи увидел Лидию Константиновну на полу, уже мертвой. Рядом лежал пустой пузырек.

— Отравилась! — прошептала я. — Выпила яд!Она очень хорошо знала, что в связи со смертью основного, так сказать,действующего лица дело открывать не станут!

Дегтярев кивнул.

— Как ты мог? — налетела я на полковника. —Отпустил убийцу за лекарством… С ума сойти!

— Не словил мышей, — очень тихо произнес АлександрМихайлович.

Что-то в его голосе насторожило меня, но тут дверь в комнатураспахнулась, и влетела Машка.

— Муся, — заорала она, — ты можешь спуститьсявниз? Я раздобыла для Милиции Крошку.

— Господи! — всплеснула я руками. — Милиция!Совсем забыла про нее… Как вы объяснили гостье мою болезнь?

— Очень просто, — захлопала глазамиМаруська. — Сказали: «Мама сильно простудилась». Зачем выдумывать невестьчто?

Я вздохнула. Действительно, чем проще вранье, тем оноубедительней.

— Милиция сегодня уезжает, — тарахтелаМаня, — вечером. Вот, смотри!

— Куда? — хором спросили мы с полковником.

Маруська рассмеялась и убежала. Не успел АлександрМихайлович кашлянуть, как девочка принеслась назад, держа в руках клетку.

— Это кто? — ошарашенно спросила я, разглядываянепонятное существо размером с индюка.

Маруська пожала плечами.

— Трудно сказать. Но похож на Крошку.

— Слегка, — согласилась я. — Цвет вроде тот,но хозяйку не проведешь, свою любимую птичку Милиция ни с кем не спутает.

— Надо хоть попробовать, — решительно заявилаМашка. — Бетти подменила бабушке очки, Милиция в них теперь не слишкомхорошо видит.