— Гилберт, мне сон приснился. Про больших золотых рыбок. Они были такие большие. Такие большие. Тебе бы понравилось. И тебе тоже, Эми. Тебе бы тоже понравилось.

Тут он замечает, что Эми вся раскраснелась, и умолкает.

— Арни, — говорю, — это касается мамы.

Он садится, смотрит на мать. Потом забирается к ней в постель и проводит пальцем по ее губам. Теряется.

— Мамы больше нет.

Арни стукает ее по плечу. Щиплет, хихикает. Видимо, считает, что это какой-то розыгрыш. Но мало-помалу до него доходит. Сидя у мамы в ногах, он умолкает.

К дому подруливает Ларри. Они с Дженис достают из багажника два блока по шесть банок пива. Я стою на верхней площадке лестницы и жестом зову их подняться.

— Пиво, — говорю, — внизу оставьте.

Они не спорят. Дженис с зажженной сигаретой поднимается первой, Ларри следом. Я указываю на мамину комнату; они заходят. Эми расчесывает маме волосы, Арни вцепился в мамину ступню. Сначала врубается Дженис. Они с Ларри стоят молча.

Ларри выходит из комнаты и кулаком пробивает насквозь дверь ванной. Дженис не кричит, не плачет, лицо сохраняет отсутствующее выражение. На сигарете растет столбик пепла.

Дальше все перед глазами расплывается.

Потом Эми берет инициативу на себя. Она считает, что нам следует позвонить либо доктору Гарви, либо в городскую больницу Мотли.

Дженис требует, чтобы звонок был сделан немедленно.

— Надо вывезти отсюда маму.

Эми возражает:

— Нет, с ней должна проститься Эллен.

Дженис начинает спорить.

Эми не остается в стороне:

— Нет, Дженис. Пусть Эллен напоследок посмотрит на маму. Скажи свое слово, Гилберт.

— О’кей…

— Сможешь разыскать?..

— Конечно.

Въезжаю на территорию «Бургер-барна» и торможу возле окошка для автомобилистов, оснащенного переговорным устройством.

— Добрый вечер. Вы готовы сделать заказ?

— Такер.

— Прошу вас, заказывайте, пожалуйста.

— Такер, это я.

— Ваш заказ, сэр?

— ЭТО Я, ГИЛБЕРТ!

— Сам вижу. Что будем заказывать?

— Я ищу…

— Гилберт, к нам нагрянул региональный управляющий. Вон стоит, у фритюрницы, но ты сделай вид, что мы с тобой незнакомы. Мне важно… это… произвести хорошее впечатление… так что да, сэр… стало быть, один «бургер-барн особый», большая порция картофеля «Сило» и коктейль клубничный. К оплате два девяносто три.

— Ты не видел…

— Совершенно верно, сэр, общая сумма — два доллара девяносто три цента. Подъезжайте, пожалуйста, ближе.

Притираюсь к окошку.

Он достает из кармана пятерку и сует мне. Я кладу ее на прилавок, и Такер говорит:

— Покупка на сумму два девяносто три, получено пять. Ваша сдача. Кетчуп желаете, сэр?

— Ты не видел Эллен?

Такер перехватывает мой взгляд и замирает. Потом одними губами спрашивает:

— Все нормально?

Я отрицательно качаю головой.

Он таким же манером уточняет:

— Что слу…

— Мама.

— Да ты что?

— Мы ее потеряли.

— Где вы ее потеряли? — Он бросает в мой пакет штук пятнадцать порционных прямоугольничков кетчупа. — Куда она могла уйти?

— Куда, по-твоему, уходят те, кого мы теряем?

Вручая мне пакет с заказом, он шепчет:

— Ты хочешь сказать… нет… не может быть…

— Если увидишь Эллен, отправь ее домой, ладно?

Втапливаю педаль газа и с визгом отъезжаю; на помосте, естественно, остается след от протектора.

Нарушаю скоростной режим. Стрелка спидометра перевалила за девяносто. В кабине воняет фастфудом. Опускаю окно и швыряю пакет на обочину. Так и слышу мамин голос: «Что у нас на ужин? Есть в доме хоть какая-нибудь еда?» Надо было раньше выбросить этот пакет. Возможно, избавься мы от него сразу, возможно, уволься я из универсама… Все возможно.

Про себя твержу: «Мама ушла», чтобы поскорей уложилось в голове.

Под старым железнодорожным мостом припаркованы легковушки и пикапы. Поравнявшись с ними, мигаю фарами и давлю на газ. Один парень раздраженно сигналит — его слепит дальний свет. Другой орет: «Эй, уважаемый, ты что творишь?» Фары выхватывают из темноты катафалк похоронного бюро Макбёрни.

Стучу в пассажирское окно. Стекло запотело, дверцы заблокированы. Бобби Макбёрни перебирается на пассажирское сиденье и брюзжит:

— Тебе приспичило, что ли, испортить людям отдых?

С Бобби я разговаривать не собираюсь.

— Эллен, одевайся. Поедешь домой. Эллен!

— Твоя сестра — большая девочка.

— Кому сказано?

Из катафалка вылезает Эллен, завязывая бретельку своего топа.

— Ненавижу своего брата. НЕНАВИЖУ СВОЕГО БРАТА!

Бобби начинает мне угрожать.

— Смотри, Гилберт, встретимся с тобой наедине — огребешь от меня по полной.

— МОЙ БРАТ — ЛЮДОЕД! ЗАГЛАТЫВАЕТ СВОЮ СПЕРМУ.

Другие машины тоже начинают сигналить и мигать фарами.

Я медленно отъезжаю, стараясь держаться с достоинством. Завтра все они узнают, что случилось с мамой. Завтра им всем будет стыдно.

По дороге домой сестра долдонит:

— Ну что там? Что за срочность? Случилось что-нибудь? Опять я виновата? Или Арни? О боже… что-то случилось с Арни.

Я закуриваю. Эллен опускает стекло и раз за разом натужно кашляет. Гоню на предельной скорости. Она ищет ремень безопасности.

— Моли Бога, чтобы у тебя была веская причина, Гилберт, потому что ты сломал мне судьбу. Ты разрушил всю мою жизнь.

Мы дома.

На крыльце доктор Гарви беседует с Эми и Ларри. Эллен бежит к ним:

— В чем дело? Что стряслось?

Из дома появляется Эми и уводит Эллен наверх.

Когда я подхожу к крыльцу, доктор Гарви уже заканчивает какие-то объяснения. Он обнимает Эми, обменивается рукопожатием с Ларри и протягивает мне пятерню.

— Ваша мать была доброй женщиной, Гилберт. — Я не отвечаю. Поскольку в правой руке у него свидетельство о смерти, каждый жмет ему левую руку. — Если смогу быть чем-нибудь полезен, обращайтесь.

Эллен ревет — якобы не в силах сдерживаться. Только когда мы ее успокоили, к ней вернулась связная речь.