– Дей…

– Подумаешь, глаза светятся…

– Дей! – воскликнула Фрея со смесью негодования и шока. – Карманы!

Я быстро опустил взгляд на карманы, которых… которых уже почти и не было. Вместо них зияли прожженные дыры. Причем ткань не горела, даже не пахла гарью, просто распадалась пеплом там, где ее касалась кожа. Я быстро выдернул руки, и остатки ткани разлетелись облачками пепла. Похоже, теперь у меня будет толстовка без карманов.

– Дей, стой! – только эта фраза заставила понять, что я медленно отхожу назад от Фреи.

Она вновь потянулась ко мне, желая схватить за плечо, но когда до ее пальцев оставалась всего пара сантиметров, резко отдернула руку. Обожглась.

– Не подходи, – я сам ужаснулся тому, как дрогнул голос.

Фрея смотрела на меня со смесью страха и жалости. Я не выдержал этого взгляда. Развернулся и бросился бежать, сам не понимая, что вообще делаю.

Не знаю, как долго я бежал и куда. Ноги несли меня по сырым, лоснящимся от дождя улицам неизвестного города. Единственное, чего мне сейчас хотелось, – раствориться, исчезнуть без следа, провалиться в ближайший разлом, хоть что-нибудь. Чувство несоответствия раздирало меня на части.

Все должно было быть не так. Совсем не так.

Светлая магия не пугает людей, не заставляет глаза твоего друга наполняться ужасом, когда он смотрит на тебя. Светлая магия не берет тебя под контроль, не вредит людям. Светлая магия не должна вытворять ничего подобного, это неправильно.

Остановился я в каком-то глухом переулке, только когда понял, что бежать – или даже идти – дальше уже не смогу. Ноги налились тяжестью и вот-вот грозили подкоситься. Я съехал вниз по стене дома, опустившись на брусчатку. Она оказалась холодной и влажной, и было что-то невероятно приятное в том, чтобы касаться ее горящими пальцами. От мокрого камня пошел пар, смешавшийся с золотым туманом, сочившимся с рук, как кровь из открытой раны.

Убегать было глупо. Но я так испугался. Я был уверен, что если задержусь еще хоть на мгновение – точно кому-то наврежу.

Могла ли Эрна все-таки ошибиться? Может, эта сила таким образом сопротивляется, показывает, что была предназначена не мне? Могло ли что-то пойти не так с самого начала? Что, если единственное, что здесь неправильно, – это я сам? Они все слишком многого от меня ждут. Ждут, что я стану идеальным, правильным избранным. А я не смогу. Знаю, что не смогу.

Всю жизнь я только и делал, что не оправдывал чьи-то ожидания. А их всегда так обильно на меня возлагали. Вручали, как знамя, взваливали на плечи – неси и не вздумай уронить! Но я ронял, иногда случайно, потому что не мог вынести тяжести груза, иногда специально почти с наслаждением втаптывая в грязь, ощущая наконец свободу. И все это лишь затем, чтобы потом снова быть пригвожденным к земле грузом из ожиданий.

Вспомнились холодные слова отца. Грустные глаза матери. Я закрыл голову руками.

Я хотел домой. Я хотел куда-нибудь, где от меня никому ничего не будет нужно.

Голова раскалывалась, камень больше не холодил спину, брусчатка под пальцами стала сухой и горячей. Сила, все никак не находившая покоя, явно решила, что мне пора устроить самосожжение. Серое небо готово было вот-вот обрушиться мне на голову, увлекая за собой высокие стены, подпиравшие его. Я ждал, когда оно наконец рухнет, погребет меня под обломками, и тогда я смогу забыться, провалиться куда-то. Куда-то туда, где никто от меня ничего не ждет.

Очередная волна жара и еще чего-то непонятного, чужого накрыли сознание. Я не стал сопротивляться. В конце концов, если эта проклятая магия хочет заполучить мое тело, то пусть забирает. Хоть одно ожидание я смогу оправдать.

Город пах водой, мокрой пылью, людьми, лошадьми и немного едой. Последний запах был приятным. Почти таким же приятным, как запах солнца. Но отвлекаться нельзя. Солнце явно притаилось где-то на улицах этого беспокойного города, и нужно было его найти!

Держась подальше от шумных людей и тяжелых лошадиных копыт, зверек продвигался вглубь города. Улица за улицей, переулок за переулком. Он бежал вперед, надеясь, что не заплутает на обратной дороге, а может быть, даже сможет стащить что-нибудь съестное у торговцев.

Еще несколько улиц остались позади, и зверек замер, принюхиваясь. Запах солнца слабел. Понадобилось какое-то время, чтобы разобрать, что запах исходит из широкого проема между двумя домами. Шмыгнув в него и попетляв между изгибами стен, зверек удивленно замер, ведь перед ним сидело солнце.

Солнце оказалось вовсе не таким, каким он его обычно видел. Оно выглядело как человек, даже пахло человеком, но было таким же огненно-рыжим, каким солнце становится на закате. Это показалось странным, но интересным.

Человек, пахнущий солнцем, насколько мог судить зверек, был совсем молод, скорее всего, не так давно перестал считаться детенышем. Хотя у людей и молодняк был опасен. Но этот спал. Или не спал. Зверек не мог разобрать толком. Лицо этого человека то хмурилось, то вновь становилось безмятежным, но от него не пахло снами. К запаху солнца и обычному человеческому запаху примешивалось что-то еще, но зверек никак не мог разобрать что.

И он подошел чуть ближе, а потом еще чуть-чуть и еще. Оказавшись уже почти вплотную к человеку, он ощутил исходящее от него тепло.

Зверек никогда не любил людей. Они шумные, навязчивые, злые и жадные. Понятно, что многие будут злыми, если ты крадешь их еду или кусаешь их за пальцы, но вот люди с гончими были злыми просто так.

Люди опасны – это то, что знает каждый, живущий среди древесных крон. Опаснее их разве что бесконечная тьма, разрывающая землю тут и там. Но человек, пахнущий солнцем, не казался опасным. И зверек позволил себе подойти совсем близко, веря, что в любой момент сможет сбежать.

Холодный синий свет кристалла заливает темную комнату. Я смотрю прямо перед собой, вглядываясь в свечение, стараюсь разобрать в нем знакомые черты. И, как обычно, ничего не нахожу.

– Скажи, каково это?

– Что именно?

– Ну, быть богом. Или кто ты там для них? Ощущаешь вселенское могущество? Абсолютную власть? Или только тяжесть чужих ожиданий и груз ответственности? Чувствуешь, что мог бы уместить весь этот мир в своих руках? Или разрушить одним желанием? Или, может быть…

– Ничего подобного я не чувствую, – мягко перебиваю ее я. Она совсем по-детски разочарованно вздыхает.

Повисает тишина.