Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это потому, что ты фальшивый бог в искусственном мире?
Фальшивый? Пожалуй, что так. Но кто знает, насколько «настоящими» вообще могут быть боги. Быть может, я из их вида самый реальный.
– И именно это делает тебя фальшивкой. Ты слишком человечен для божественного. Даже меня отпустить не можешь. Отказываться принимать чью-то смерть так по-человечески.
У этого голоса нет тела из плоти и крови, если подумать, это куда больше похоже на «бога», но…
– Ты не умерла.
– Твоими стараниями. Но я и не живу. Отпусти меня. Мне надоело быть запертой в сердце твоего мира.
– Нашего мира.
– Нашей тюрьмы, – отзывается она, и эхо чужих голосов вторит каждому ее слову. – Как ты не можешь понять, что нам не сбежать отсюда, пока этот мир не рухнет?
Я все понимаю, но верю, что это можно исправить. Закрыв глаза, я думаю, а существует ли этот голос еще хоть где-то кроме моей головы?
Я очнулся из-за того, что что-то щекотало мне нос, но стоило чихнуть, как это чувство мгновенно испарилось, так что я даже значения ему не придал. Были более важные поводы для тревоги. Не знаю, насколько я отключился. Это было странное чувство, будто я проспал годы, хотя вряд ли прошло больше часа. Мне снова снилось что-то неясное: синий кристалл, заливающий светом маленькую комнату, и голос, который казался мне знакомым, но я никак не мог вспомнить, кому же он принадлежит. Тело подчинялось с трудом, так что даже открыть глаза было чем-то непосильным. Зато вышло пошевелить рукой и уткнуться ей в нечто пушистое.
Сознание выплывало из забытья неохотно, будто его захлестывало волнами и уносило. Только через несколько минут я смог понять, что ничего пушистого рядом быть не должно. Как и странной тяжести на груди.
С трудом разомкнув веки, я увидел заостренную мордочку, смотревшую на меня двумя золотыми монетками глаз. Они удивленно моргнули, но продолжили смотреть так же пытливо. И пока зверек изучал меня, я изучал его, насколько это можно было сделать не шевелясь.
Он оказался чем-то похожим на хорька, только крупнее, с более острой, отдаленно напоминающей лисью мордочкой, очень пушистым хвостом, которым медленно вилял из стороны в сторону, и более длинными лапами. Но это все было мелочью. Главной отличительной чертой стали рога, напоминающие оленьи, разве что не такие большие. Чертовы рога на совершенно не предназначенной для них голове!
Любопытство взяло верх даже над слабостью, и я медленно и аккуратно потянулся к зверьку. Медленно и аккуратно выходило, потому что мне до сих пор было сложновато двигать рукой, но сейчас это шло даже на пользу.
Зверек не отшатнулся и не сбежал, наоборот, спокойно обнюхал пальцы и дал погладить себя по голове, а потом почесать за ушком. Это было очень глупое, но по-детски радостное чувство, будто в гостях тебе разрешили погладить чужого кота или пса.
– Ах, вот ты где!
Этот возглас ввинтился мне в голову, вызывая новый приступ боли. Зверек вздрогнул всем телом и быстро шмыгнул за меня, подальше от грозного взгляда Аин. Что ей ответить, я не знал, но одной из ее замечательных особенностей было то, что при разговоре ей далеко не всегда требовались хоть какие-то ответные реплики.
– Это, по-твоему, весело – вот так убегать и прятаться одной Эрне известно где, чтобы тебя потом все искали? – Как оказалось, Аин отлично умела изображать тон строгой учительницы, отчитывающей провинившегося ученика.
Я надеялся снова отмолчаться, но от меня явно ждали хоть какого-то ответа. Так что, кое-как разлепив губы, я выдавил:
– Ну… нет.
– Вообще-то весело, – Аин вдруг сменила гнев на милость, выражение ее лица смягчилось, а на губах даже появилась легкая улыбка, – но не при таких обстоятельствах. Совсем не при таких, – она подошла и села рядом со мной. – Мы волновались. Сильно.
Наверное, я смотрел на нее слишком удивленно и ошарашенно, так что Аин даже коротко усмехнулась.
– Не в настроении сейчас кого-то отчитывать и читать нотации. Да и не за что тут отчитывать, вполне естественная реакция. Ты ни в чем не виноват.
Я несколько раз моргнул, словно бы проверяя, не чудится ли мне это. После тех странных неразборчивых полуснов-полугаллюцинаций все что угодно могло привидеться. Но Аин была реальной, она сидела напротив меня и совершенно не злилась, не обвиняла. И это казалось странным. Странным, но до безумия приятным.
– А сейчас надо привести тебя в порядок, если ты не против, конечно. – Она выжидающе посмотрела на меня, но я не нашел в себе сил на какой-нибудь ответ.
Да и в конце концов, как, находясь в каком-то полуразобранном состоянии, можно быть против того, чтобы кто-то взял и привел тебя в порядок.
– Де-е-ей, – тихо протянула Аин, заглядывая мне в глаза и поводив перед ними рукой, – вот когда ты молчишь, я даже больше волнуюсь, чем когда у тебя глаза светятся.
– Я тоже, – честно признался я.
Каждое слово давалось с трудом, а про то, чтобы, например, сейчас встать да пойти куда-то, и думать было глупо. Неведомая тяжесть давила на плечи и заставляла деревенеть тело. Я искренне надеялся, что Аин сможет это прекратить или хотя бы облегчить, но у нее вдруг нашлись дела поважнее. Зверек, почувствовав, что опасность миновала, осторожно подобрался к Аин и, забавно дергая носом, начал ее обнюхивать.
– Ой, роскатт! – удивленно воскликнула Аин и, начисто забыв про меня, принялась оглядывать зверька.
– Кто? – переспросил я на автомате.
– Он, – Аин кивнула на хорька-не-хорька, – роскатт. Называются они так. Безумно редкие. Что он здесь делает вообще?
Кое-как удержавшись, чтобы не ответить «сидит», я решил промолчать вовсе. Аин явно нужно было время вдоволь налюбоваться редкой зверюшкой, чтобы вспомнить о том, что еще один редкий экземпляр – единственный в своем роде! – сидит и ждет ее помощи.
– Ладно, – сказала она, наконец закончив рассматривать роскатта, – я заберу у тебя немного энергии. Не волнуйся, это тебе не повредит, наоборот, только на пользу пойдет.
Я кивнул, хотя одобрения моего никто и не ждал. Аин взяла меня за руку, и чувство, будто что-то с силой давит на плечи, начало медленно уходить.
– Это займет, хм, пару минут. – Аин слегка улыбнулась, ее пальцы казались приятно прохладными, так что процесс энергетического вампиризма не доставлял дискомфорта. – Знаешь, пожалуй, мы сами