– Вы, выживший из ума старый идиот! – выкрикнул он, пораженный этой неожиданной раной и ужасно разъяренный. – Ископаемое! Фанатик! Изувер! Никто не в силах преградить путь прогрессу! Ваш убогий средневековый умишко не может остановить распространение ни единой доброй идеи, чье время уже настало! Думаете, вам удастся засадить в тюрьму человеческое воображение, упрятать его за решетку вашими старомодными понятиями?! Вздор!

Он размахнулся обломком своей шпаги, да так яростно, что свист клинка в воздухе был слышен даже Питту, несмотря на его собственное хриплое и тяжелое дыхание и топот его ног; но промахнулся всего на дюйм и лишь срезал с головы Паскоу клок серебристо-седых волос, который отлетел в сторону, крутясь в воздухе как пушок семени чертополоха.

Инспектор содрал с себя пальто и набросил его на Далгетти.

– Прекратите это! – проорал он и ударил его плечом в грудь, от чего оба они свалились на землю. Сломанная тростевая шпага взлетела в воздух, сверкнув на солнце, и упала на землю в дюжине ярдов от них, воткнувшись в нее и вибрируя.

Питт поднялся на ноги, не обращая больше внимания на Далгетти. Он не стал оправлять одежду или отряхивать ее от пыли и грязи и клочьев травы, а повернулся лицом к потрясенному, обезоруженному и очень удивленному Паскоу.

К этому времени Мёрдо уже расплатился с кебменом и бегом бросился к ним через поле. И остановился пораженный, не зная, что предпринять.

Питт яростным взглядом уставился на Паскоу.

– Какого черта вы тут затеяли?! – требовательным тоном осведомился он, напрягая голос. – Два человека уже погибли, одному богу известно, кто это сделал и почему, – а вы выбрались сюда и пытаетесь убить друг друга из-за какой-то идиотской монографии, которую все равно никто не станет читать! Я должен арестовать вас по обвинению в незаконном использовании смертельно опасного оружия!

Паскоу был оскорблен в лучших чувствах. По его плечу текла кровь из раны, капала на рубашку, и ему явно было больно.

– Вы не имеете права! – громко выкрикнул он высоким голосом. – Здесь сражаются джентльмены! Из-за расхождения во взглядах! – Он злобно махнул рукой. – Далгетти – разрушитель вековых ценностей! Человек, лишенный способности здраво судить! Не понимающий, что такое осторожность! Он пропагандирует вульгарные, разрушительные идеи и то, что считает делом свободы, но что на самом деле является вседозволенностью, недисциплинированностью и торжеством всего мерзкого и опасного! – Он размахивал обеими руками, да так свирепо, что едва не обезглавил Мёрдо, который как раз подбежал к ним. – Но я его ни в чем не обвиняю. Он атаковал меня с полного моего разрешения – значит, вы не можете его арестовать! – Он замолчал, с некоторым торжеством во взоре глядя на Питта своими сияющими круглыми глазками.

Далгетти неуклюже поднялся на ноги, выбираясь из складок наброшенного на него пальто Питта. Его щека кровоточила.

– Я не предъявляю никаких обвинений мистеру Паскоу, – заявил он, доставая платок. – Он просто заблуждающийся и невежественный старый дурак, который стремится запретить любую идею, которая зародилась не в Средние века. Он готов запретить любую свободу мысли, любой полет воображения, любые открытия чего угодно нового. Он желал бы, чтобы мы продолжали верить, что земля плоская и что Солнце вращается вокруг нее. Но я не обвиняю его в том, что он на меня напал, – мы оба нападали друг на друга. А вы просто посторонний, которому вздумалось вмешиваться в то, что вас совершенно не касается. Это вы должны перед нами извиниться, сэр!

Питт аж посинел от злости. Но он прекрасно понимал, что при отсутствии официально поданной жалобы он не может произвести арест, за которым последует судебное разбирательство.

– Все совершенно наоборот, – сказал он холодно, с внезапным презрением. – Вы должны быть бесконечно благодарны мне за то, что я помешал вам изувечить друг друга, может быть, даже смертельно ранить. Если вы сумеете соскрести свои мозги в нечто целое и продержать их в таком собранном виде достаточно долго, то задумайтесь, какую пользу каждый из вас может принести этим своему делу, не говоря уж о ваших собственных судьбах.

Эта печальная возможность, мысль о которой явно не приходила в голову никому из обоих противников, остановила следующий взрыв негативных эмоций, и, когда один из секундантов, нервничая, выступил вперед, Питт уже открыл рот, чтобы как следует отругать его за исключительную безответственность.

Но прежде чем он успел произнести хоть звук, второй секундант вскрикнул и повернулся, указывая рукой через поле в направлении Хайгейта, откуда к ним быстро приближались пять фигур, отставая друг от друга на несколько ярдов. Первым совершенно точно, несмотря на расстояние, был возбужденный, размахивающий руками Стивен Шоу; в руке он держал свой черный докторский саквояж. Полы его сюртука развевались по ветру. Позади него, подскакивая, но на удивление быстро несся Гектор Клитридж, а следом за ним, размахивая на бегу руками и что-то крича, бежала его жена Юлейлия. На некотором расстоянии позади нее виднелась мрачная фигура в шляпе и шарфе; Питт решил, что это, должно быть, Джозайя Хэтч, но он был еще слишком далеко, чтобы различить черты его лица. И женщина позади него, по всей вероятности, была Пруденс, только что перешедшая с шага на бег.

– Ну, слава богу! – вздохнул один из секундантов. – Доктор…

– Так почему же, во имя всего святого, вы его раньше не позвали, еще до того, как начали, вы, бездарный осел?! – заорал на него Питт. – Если уж собрались выступать секундантом на дуэли, так, по крайней мере, выполняйте свои функции должным образом! Это же может означать разницу между жизнью и смертью человека!

Секундант был обижен этим несправедливым обвинением, но также испугался, поскольку Питт был прав.

– Сами дуэлянты мне это запретили! – тем не менее парировал он, резко выпрямляясь.

– Ничуть не сомневаюсь, – кивнул Томас, глянув на Далгетти, у которого кровь теперь текла еще сильнее и он был бледен как полотно; потом посмотрел на Паскоу, который поддерживал безжизненно повисшую руку и уже начал трястись от холода и шока. – Они ведь отлично понимали, что доктор тут же остановит этот идиотизм!

Пока он это говорил, Шоу уже подбежал к ним и остановился рядом, переводя взгляд с одного раненого на другого. Потом повернулся к Питту.

– Преступление? – резким тоном осведомился он. – Здесь вам что-то из всего этого может понадобиться? – тут он помахал руками, уронив свой саквояж на землю. – В качестве улик?

– Нет, если они не пожелают вчинить друг другу иск, – с отвращением ответил Питт.

Инспектор не мог даже предъявить им обвинение в нарушении общественного порядка, поскольку они находились не в городе, а в открытом поле и никто даже не подозревал, что они уже успели вылезти из своих постелей. Остальная часть населения Хайгейта, по всей вероятности, тихо и мирно сидела сейчас за завтраком у себя дома, разливала чай, читала утренние газеты и ничего про это не знала.

Шоу посмотрел на двоих дуэлянтов и сразу решил, что Далгетти больше нуждается в немедленной помощи, поскольку он, кажется, страдает от шока, тогда как Паскоу было просто больно. И принялся за дело. Но успел только открыть свой саквояж, как рядом возник Клитридж, страшно взволнованный и обеспокоенный.