– Пройти сквозь ущелье или доставить груз по серпантину до пункта назначения означает, по сути, «русскую рулетку». Территория, контролируемая «духами», которые стреляют лучше наших сопливых пацанов, наскоро прошедших под Ташкентом «учебку», сама по себе уже представляет смертельную опасность. Почему не перенять хотя бы опыт стран НАТО, которые используют в боевых действиях исключительно профессионалов-контрактников? Большая политика. Одним словом, перенимать опыт вероятного противника противоречит принципам советского государства. Нельзя такие слова говорить мне, вашему командиру, но и не говорить уже сил не хватает. Ни сил, ни нервов. – Глядя на бледные лица десантников, командир успокаивающе продолжал: – Но вы не сопливые пацаны. Хотя бы потому, что вы носите голубые береты. Хотя бы потому, что каждый из вас не раз и не два летел головой вниз к земле с высоты тысячи с лишним метров при десантировании. Поэтому, парни, боевую задачу мы с вами обязательно выполним.

А парни, готовясь к выходу в горы или маршу по зеленке, жертвовали водой и продовольствием ради того, чтобы взять лишнюю пару «рожков» с патронами, каждый из которых в бою с «духами» на вес золота. Лишняя автоматная очередь и даже один выстрел может сохранить жизнь. Таким образом, один-единственный патрончик, которым можно свалить врага, стреляющего в тебя, может подарить человеку жизнь.

Командиры советовали подчиненным класть в нагрудный карман один патрон. А лучше иметь про запас одну «лимонку». В бою всегда может произойти тот самый случай, когда зеленая «лимонка» становится дороже зеленого «лимона».

В Гражданскую войну существующей опасности попасть в плен как бы не ощущалось. В годы Великой Отечественной это чувство проявилось и стало более ощутимо. Особенно в минуты, когда исход боя складывается не в пользу того, у кого возникает подобная мысль. У участников «горячих» точек это проявилось сполна. О чем это говорит? О поступательности чувства опасности и страха перед пленом? Это может говорить лишь об одном. О том, что сама суть войны, военных действий все больше и сильнее ожесточается. Время смывает грани какой-либо еще вчера хоть и на поле брани присутствующей гуманности, которая хоть в какой-то степени может иметь место на войне. Оправдано ли это? А может ли вообще быть оправдано то, что «человек с ружьем» идет на «человека с ружьем»? Возможно, если вспомнить, что историю мы учим в учебниках по датам войн…

* * *

– Особенно трудно привыкать к афганскому климату, – рассказывал деду Степан. – Ночью в горах ледяной холод, а днем – страшная духота. Кругом один камень. Выгоревшая трава и колючки – вся растительность. Постепенно вырабатывали в себе питьевой режим. Ничего. Никто не жаловался.

…Лежа в укрытии и ожидая врага, человек обращает внимание на такие мелочи, на которые он в мирное время обыденной жизни, когда не веет над макушкой и не дышит в затылок холодком, возможно, жуткой смерти, тогда и не обращает он внимания на козявок, так интересно и необычно быстро зарывающихся в песок.

Или два цветка рядом. Один растет и пахнет, а второй вянет и сохнет. Это наводит на мысль: как устроена природа. Но если у людей многое зависит от их физических и нравственных усилий, то у природы как бы все само предопределено течением времени. Хотя кто его знает? Мы же не видим, может быть, те же цветы делают какие-то усилия, но тщетно. Наверное, мир устроен одинаково: и в растительном, и в животном, и в человеческом отношении. И общая модель жизни на земле едина, а разница лишь в наличии разума или в его отсутствии.

Лежа в засаде, ожидая прихода каравана с оружием и наркотиками и глядя на муравьиные дырки, из которых туда-сюда насекомые перетаскивают волоком больших козявок, человек невольно завидует силе, выносливости и проворности муравья. «Нам бы такими быть! Чтоб выносить с поля боя по нескольку раненых товарищей-сослуживцев, либо запасаться большим количеством боеприпасов, воды и еды».

И думалось бы дальше, да по ночной тропе стучали копыта вьючных животных, шаркали подошвами о сухую почву десятки уставших от ночного среди скал перехода людей. При бесшумном дыхании гор явственно приближались душманы, близилось самое страшное…

* * *

«Природно-климатические условия Афганистана суровые, тяжелые. До 75 процентов ее территории покрыто горами (часто скалистыми) с глубокими ущельями. Встречаются и леса, но – низкорослые, типа кустарника, и их очень мало – в основном только там, где вода. Около 20–25 процентов территории – пустыни. И совершенно мизерные площади – долины рек и речушек – определены природой под плодородные земли. Наибольшие надежды народ возлагает на долину реки Амударья. Остальное – маленькие клочки. На склонах скалистых гор жители выкладывают из камней террасы, наносят туда землю, буквально добывая ее в разных расщелинах, и создают таким образом “пятачки” огорода или поля – их единственной житницы. В пустынях и предгорьях часто дует “афганец” – горячий сильный ветер, который несет с собой песок, камни и колючки. В пустынях в районе Кандагара, Лашкаргаха, Фараха летом частенько рождаются смерчи. Летом в районе Кандагара в среднем плюс 50 градусов (плюс-минус 5 градусов) в тени. На броню танка или БТРа плесни воду – она сразу скатывается, как с горячего утюга, и моментально испаряется. Хорошо хоть влажность здесь колеблется от шести до десяти процентов. А вот в Джелалабаде температура такая же высокая, а влажность – сто процентов. Здесь совсем скверно. Вдобавок еще свирепствует малярия, от которой трудно уберечься. Ну а гепатит и кишечные заболевания это повсюду – так же, как и стреляют повсюду. Зима, правда, в Джелалабаде, Кабуле, Кандагаре, Герате, Мазари-Шарифе мягкая, во многих местах теплая. Но в горах холодно, как в Заполярье: минус 30–40 градусов, а главное – пронизывающий ветер. Во время марша и вообще движения, сидя сверху на броне БТР, – большая гарантия прихватить гайморит и воспаление легких. Говорят, что Афганистан – аграрная страна с развивающейся промышленностью. Да, аграрная. Но земли, как уже было сказано, почти нет. Летишь над Афганистаном – и создается такое впечатление, что кто-то собрал все камни и скалы планеты и высыпал сюда. Редко кое-где в расщелинах и долинах что-то зеленеет. Лишь на севере вдоль реки Амударья буйная растительность. Суровая природа, суровый климат наложили отпечаток на народ. Афганистан никогда не был твердо устойчивым, монолитным государством. Это, образно говоря, конфедерация отдельных племен и народностей. Все они сохранили самоуправление, хотя в свое время и принесли присягу на лояльность центральной власти. Мало того, они даже стали выполнять некоторые законы столицы. Но афганцы очень любят свою родную землю. Делом чести и самой жизни у них считается защита семьи, рода, клана, племени, нации. До фанатизма они преданы памяти своих предков и канонам ислама. Для разбирательства каких-либо проблем, в том числе связанных со столкновениями на этнической или родоплеменной почве, собирается джирга (всеобщий совет). Но часто спор разрешали силой с применением оружия. Поэтому практически каждая семья имеет свое оружие. Многие постоянно занимаются грабежом караванов, проходящих в их зоне. При этом отбирают ровно столько, чтобы не отбить охоту караванщикам-купцам идти этим путем в следующий раз (учитывают, сколько у этого торговца уже отобрали, сколько и где у него еще должны отобрать в дальнейшем). Причем сам факт ограбления рассматривается как доблесть. Что касается войны, то они привыкли и даже любят воевать. Для многих война – своеобразный промысел, дающий возможность что-то добывать. Некоторые вообще считают, что он может и должен только воевать. Вожди кланов – высший авторитет. Без предводителей они не могут. Но выше всех авторитетов – мулла. Его слово – святая святых. В то же время исторически сложилось так, что афганцы ненавидят центральную власть и утверждают личную независимость. Все, вместе взятое, и является причиной того, что на протяжении десятилетий афганцы не могут стать монолитной могущественной нацией. Стихийность и непостоянство поведения превращают их в опасных соседей. Поэтому отношения с ними должны быть тонкими. Кроме того, афганцы темпераментны и часто поддаются влиянию минутных настроений, их легко увлечь политическими интригами, некоторые искусно возбуждают их страсти, что и опасно, и в то же время постоянно используется их врагами. Но в принципе афганцы прослыли великодушным народом. А законы гостеприимства у них настолько священны, что даже ненавистный враг, если он вдруг каким-то образом стал гостем, является неприкосновенным. Он даже может требовать у хозяина защиты, если, предположим, внезапно появилась другая опасность. И хозяин обязан его защитить. Общеизвестно, что афганцев с детства приучают к кровопролитиям, рано знакомят со смертью. Они максимально развивают чувство решительности в наступлении, однако сникают и даже паникуют при поражении. Крайне резко относятся к каким-либо ограничениям, непокорны в отношении закона и дисциплины. Зато, когда хотят добиться определенной цели, они вежливы в своих манерах. Но способны на грубость и жестокость, если данная надежда исчезает. Они часто неискренни, вероломны, тщеславны. И очень страшны в возмездии, которое могут совершить самым жестоким способом.