в сторону Жаворонковой рощи. Тропинка ведет мимо множества садов. Незадолго до полуночи мы подошли к поляне с колокольчиками, над которыми часто кружат пчелы. Мы никому не рассказывали, но по крайней мере в пяти садах стоят такие же столбы. Камилл и его братья отважно вошли туда, чтобы посмотреть, кто там живет; я последовал за ними. И мы увидели нечто ужасное. От жителей не осталось и следа, можно только надеяться, что они давно ушли на праздник. На снегу алела кровь, много крови, как будто убитое животное куда-то тащили, а потом вдруг… – пасечник прервал свою длинную речь и в недоумении покачал головой, – вдруг не стало ничего, как будто в земле разверзлась дыра. – Он замолчал и на мгновение уставился в пустоту. – Клянусь ивовыми опятами, не стоит искушать судьбу, Пфиффер, – сказал он так печально, что это прозвучало совсем непривычно. – Странные события происходят уже давно, и пора бы мне серьезно отнестись к вашим предостережениям. Эти проклятые столбы, наверное, можно найти по всему Баумельбургу. Я не знаю, с каких пор они появились и что все это значит, но, если вы увидите нашего дорогого Парасоля, Звентибольд, этого самодовольного главу совета и напыщенного золотого болвана, тресните за меня по его благородной маске, пусть пойдет глухой гул, как от полых деревьев. Берегите себя.

Он мрачно улыбнулся и стал больше похож на стойкого пасечника, которого они так хорошо знали.

Кивнув им в последний раз, он наконец повернулся, чтобы уйти, заботливо присматривая за раненой притихшей дочерью. Задолго до окончания праздника они медленно побрели прочь, домой, в свое беззащитное уединение, чей покой охраняли лишь цветы орешника и лекарственного алтея. Собеседники смотрели им вслед в тревожном молчании.

Трое квенделей медленно и задумчиво направились обратно к ярмарочной площади. Масок они так и не надели. На лице старика Пфиффера было написано беспокойство.

– Эти кровавые следы, которые внезапно обрываются… опасное это дело, – нарушил молчание Биттерлинг. Он остановился и, когда старик Пфиффер и Гортензия последовали его примеру, почти вызывающе посмотрел на них.

– Ну хватит, больше нет смысла притворяться или скрывать, что все началось. Не так ли, Одилий? – Не дождавшись ответа, Звентибольд нетерпеливо продолжил, подчиняясь силе собственных выводов: – Клянусь Эстигеном Трутовиком, мы сами видели, как толстые ветви уносило ураганом в эти ужасающие туманные дыры, где они пропадали, словно исчезали за занавесом. Разве вы не понимаете, о чем я говорю? Почему эти следы обрываются, словно бечевка, рассеченная ножом? Одилий, разве не вы предупреждали нас, что границы призрачных земель станут проницаемы к Празднику Масок?

Старик Пфиффер поднял на него ясный взгляд и задумчиво кивнул.

– Ты прав, Звентибольд, и именно поэтому я был бы рад познакомиться с сестрами Кремплинг, да и со всеми, о ком нам только что рассказал Ансегисель. Если бы я увидел Камиллу и Изу, то, возможно, попытался бы убедить себя, что все не так плохо, как кажется, – зловеще произнес он. – Однако, к сожалению, глупо притворяться: на самом деле все уже началось, и нам придется это пережить и перетерпеть. Какой смысл убегать, если с самого начала собираешься что-то выяснить? Поэтому мы и отправились в Баумельбург, насколько я помню, – с ноткой горечи заключил он.

– Может быть, стоит заранее позаботиться о том, чтобы уйти целыми и невредимыми? – едко поинтересовалась Гортензия. Впервые в ее голосе прозвучала скорее тревога, чем недовольство предположениями друга. – Давайте по-ищем Карлмана. Как только он отыщется, я позабочусь о том, чтобы он остался с нами, а не болтался с этим непонятным конюхом.

Едва она договорила, как рядом раздались шум и крики, а в следующее мгновение путь квенделям перерезала процессия в масках. Ряженые из Звездчатки вышли справа, из переулка, окутанные клубами дыма, которые взвивались над факелами с тлеющим мхом.

– Ох уж эти поганые туманные шапки! – проворчал Биттерлинг, когда перед ними вновь появились бесформенные фигуры в камышовых нарядах. Он, конечно, мог бы сказать и кое-что еще, но тут у него отнялся язык.

Все трое невольно нырнули в ближайший дверной проем. С кавалькадой шел высокий и седой ряженый, на его рогатой голове светились бледные глаза.

– У него под черепом будто свет, – прошептала Гортензия, тщетно пытаясь найти объяснение и понять, кто и как сумел сделать маску такой реалистичной.

– Святые пустотелые трюфели, костюм сидит на нем, как вторая кожа! – Звентибольд вновь обрел дар речи. – Я не вижу ни единого шва или других мелочей, по которым можно сказать наверняка, что перед нами просто хорошо сделанный наряд.

В то же время они заметили, что камышовые существа вовсе не рады соседству с рогатым чудовищем. Напротив, они стремились удрать от него, но в толстых костюмах двигались слишком неуклюже, чтобы быстро скрыться.

– Ты думаешь о том же, о чем и я? – прошептала Гортензия, даже не заметив, что крепко вцепилась в руку Биттерлинга, который не издавал ни звука.

Седой рогатый незнакомец был, пожалуй, вдвое выше любого квенделя. Высокие камышовые снопы, между которых он ходил, как волк в зарослях, едва доставали ему до груди. Возможно, в темноте и дыму от мха его было бы труднее заметить, не окружай его странный свет, который трое квенделей, наблюдавших издали, заметили далеко не сразу. Вряд ли у этого существа был фонарь, да и само оно не светилось; скорее, шагало в окружавшем его сверкающем тумане. Местами это мерцание уже расплывалось, казалось, что серый великан вот-вот выйдет из сопровождающего его света и шагнет в праздничную суету во плоти, во всей своей призрачной плоти.

– Он не из наших, – сказал старик Пфиффер. Гортензия и Звентибольд отвели глаза от рогатого ряженого и в ужасе посмотрели на Одилия.

Вид у него был до странности возвышенный, словно перед лицом опасности открылась его истинная сущность, спрятанная не только под маской. Затем он произнес слова, которые они так боялись услышать:

– Все как в Сумрачном лесу или в лабиринте под живой изгородью. Даже если призраки выглядят иначе, чем странники в бесплодных пустошах, они все равно приходят оттуда или из такого же несчастного места в потустороннем мире. Странствие этих существ подошло к концу, и они явились к нам. Тени все еще бродят в тумане вдоль границы с миром живых, но уже ступили на порог Холмогорья, и скоро завеса будет разорвана. Горе нам, мы обязаны предупредить остальных! Давайте поспешим на площадь, пока не случилось несчастье. Лоренц Парасоль должен остановить праздник, пока не стало слишком поздно!

Они бросились бежать. Слова Одилия звенели в ушах Гортензии и Биттерлинга. Слева и