справа шли другие квендели в масках и плащах. Никто не удивился чрезмерной спешке этих троих, пусть они и убегали как от преследователя вместе с дюжинами других, создававших суматоху на маска- раде.

Серый рогач шел перед ними в потоке ничего не подозревающих гостей и зевак. В дыму от мха его светлая аура клубилась как страшное предзнаменование, о котором знали только Одилий и его спутники. Судя по всему, рогатого пока не тянуло на главную площадь, он свернул в сторону, вглубь Баумельбурга.

Камышовые снопы свернули влево, радуясь, что наконец-то могут скрыться от серого чудовища. Новые ряженые, еще не понявшие истинной ужасной сути незнакомца, встретили его грозное появление с робким восхищением, которое, однако, быстро сменилось страхом. Некоторое время они бежали рядом с ним, но при первой же возможности торопились прочь. Он проносился сквозь суматоху праздника наивных квенделей, как злой ветер, летящий по кукурузному полю и сминающий стебли.

Мысли Гортензии неслись вскачь. Остановить праздник было невозможно. Даже если чудище появится из тумана прямо на глазах у всех зевак в центре круга дубов, Парасоль ни за что не отменит праздник. Тем более он не послушает очередного предупреждения от чудаковатого старика Пфиффера, который своими предсказаниями вот уже несколько недель портил всем настроение и доставлял лишние хлопоты.

Запыхавшись, спутники последовали за Одилием, который замедлил шаг, дойдя до узкой лестницы, поднимавшейся между домами на площадь.

– Сначала мы поищем Лоренца и членов совета устроителей у круга дубов, – сказал он друзьям и уже повернулся, чтобы быстрым шагом подняться по ступеням, но почувствовал, как Биттерлинг дергает его за рукав.

– Клянусь Эстигеном Трутовиком, а что, если он такой не один? – выдохнул Звентибольд.

Голос его грозил сорваться, и вовсе не из-за быстрого бега.

– Должно быть, Мальве Хонигман столкнулась вот с таким же негодяем. Повезло, что осталась жива. Если только она не закончит так же, как Бедда. – Он замолчал, потому что испугался одной мысли о таком ужасном случае.

– Воистину, в туманной буре над Сумрачным лесом мы видели не одного призрачного путника, их было гораздо больше, – добавила Гортензия, и они оба посмотрели на старика Пфиффера, вопросительно распахнув глаза. У него никогда не хватало духу обманывать друзей, как бы ни хотелось их пощадить.

– Они никогда не приходят поодиночке, и их в самом деле очень много, – спокойно и серьезно произнес Одилий. – В Волчью ночь и во время нашего путешествия сюда мы предчувствовали, что нас может ждать. Кровавые столбы – это действительно указатели в тумане, но не для нас, квенделей. И все же теплится у меня слабая надежда. Дикая Охота проносится по зимнему небу только в двенадцатую ночь Ледяной Луны. Наш Праздник Масок знаменует переход: мы признаем смерть лета и с помощью древних ритуалов пытаемся сгладить суровость грядущей зимы с правлением ее суровых духов. Из замерзшего царства можно пройти в земли живых, ибо границ временно нет. Это опасное межвременье, но мы еще можем спастись, даже сейчас.

С этими словами он начал подниматься по лестнице, перешагивая через три ступеньки за раз. Старая фамильная маска клана Пфифферов качалась на его спине и смотрела на Биттерлинга и Гортензию, которые поспешно следовали за своим вожаком, со смешанным выражением мудрости и отчаяния.

Когда Энно прокладывал себе путь локтями сквозь толпу, Карлман опрометчиво предположил, что они следуют за Звентибольдом и Гортензией, а те, в свою очередь, за стариком Пфиффером и пасечником. Внимательно следя за темным плащом Энно, Карлман искал в толпе кое-кого еще. Он вздрагивал при виде каждого серебристого отблеска и с досадой понимал, что это квендель в костюме ивового гриба из Зальбруха или даже рыбы из Голубого озера. Но символа прыгающей форели нигде видно не было. Хелмлинги не выходили с самого приезда, даже по одному не появлялись среди прочих ряженых.

«Наверное, они едут через Баумельбург, как и Моттифорды», – угрюмо подумал Карлман. Проследить за свитой из Краппа было проще простого, достаточно прислушаться к лаю своры их собак, который раздавался то ближе, то дальше. Темные всадники скакали за волком-вожаком Гизилом, судя по всему, недалеко от площади, передвигаясь по улицам и переулкам; возможно, серебристая кавалькада из Фишбурга опасалась попасться им на пути. Недавняя встреча у круга дубов не увенчалась успехом: тень зимы слишком заметно нависла над ярким лунным светом как дурное предзнаменование.

Однако помнит ли Гризельда о совместной прогулке в глубокие подвалы Фишбурга? Над этой куда более важной загадкой Карлман раздумывал уже довольно давно. Он чувствовал, что становится серьезным и задумчивым, как старый мшистый валун. Будто серебристый поток, Гризельда Винтер-Хелмлинг нахлынула на него, а потом беспечно прокатила свои волны мимо, забыв о его существовании.

– Ну конечно, они там, – возбужденно сообщил Энно, и, когда он добавил, что действительно их видел, Карлман окончательно встряхнулся. Самое время взять себя в руки.

– Подожди! Кого ты видел? – окликнул он приятеля сзади.

К его досаде, Энно просто побежал дальше. Карлман с трудом поспевал за ним.

Только сейчас он понял, что они уже почти дошли до противоположной, северной, границы большой площади. Молодой квендель задрожал и плотнее закутался в плащ. Возможно, он просто устал. Ведь глупо думать, что на одной стороне площади холоднее, чем на другой, даже если эта часть обращена к Холодной реке. Однако света здесь было заметно меньше. Должно быть, баумельбуржцы в суматохе праздника забыли убрать погасшие свечи и поменять догоревшие факелы на новые.

С одной из тропинок, ведущих к великой реке, на них, словно рой летучих мышей, налетели квендели из Запрутья. Они несли тускло горящие фонари, стекла которых запотели от близости воды. Темная фигура Энно казалась в этой толпе тенью вылетевшей на охоту совы.

Теперь Карлман уверился в своих подозрениях и тут же разозлился, в основном на себя. Конечно, они потеряли Одилия и остальных, и найти кого-то в этой суматохе, прежде чем наступит полдень, теперь можно было только случайно. Карлман не испытывал особого желания общаться со знакомым во второй маске Шаттенбартов, особенно потому, что так и не смог его разгадать. И все же молодого квенделя не покидало смутное ощущение, что две старые маски не должны разлучаться. Все как и предполагал Энно, да и сам Бульрих, когда собирался принять участие в празднике вместе с племянником.

– Поганки дрожащие, да остановись, наконец!

Энно все-таки услышал и обернулся. Карлман снова подумал, как жутко выглядит расколотое деревянное лицо с единственным глазом из голубоватой гальки. Поднимавшиеся от великой реки квендели заметили эту маску и постарались держаться от