обоих на почтительном расстоянии. Только сейчас Карлман понял, что его вид им тоже не нравится.

– Елки-поганки, кого ты там видел? – задыхаясь, набросился он на Энно. – Не наших друзей, верно? Пасечник наверняка имел в виду совсем другое место, куда мы должны были с ним пойти. А здесь наших явно нет.

В его голосе звенело недовольство, что Карлману страшно не понравилось. В конце концов, он мог бы и сам позаботиться о том, куда направиться. Ведь их никто не преследовал. Было совсем темно, и только по голубоватому отблеску гальки Карлман догадался, что Энно на него смотрит.

– Афра и Флорин только что были здесь. Я в этом уверен, – неожиданно сказал тот и, словно вспомнив о чем-то, снял маску.

– Афра и Флорин? – изумленно переспросил Карлман, словно никогда не слышал этих имен.

– Да, дети Кремплингов, брат и сестра Блоди, – зачем-то добавил Энно, как будто Карлман сам не был родом из Звездчатки. – Я заметил их в толпе, когда мы выходили из «Винного кубка», и решил догнать. Скорее всего, сейчас они скрылись в том переулке. Давай их поищем. Может быть, и родители где-то поблизости. И две сестры Кремплинг, если нам повезет.

Он не стал надевать маску, повесил ее через плечо, и не просто так: зловещие маски Шаттенбартов изрядно напугали бы малышей. Карлман последовал его примеру. Теперь ему казалось, что он понимает, почему Энно хотел отыскать детей Кремплингов. И все же не был уверен, что мечтает поближе познакомиться с их матерью. Бессмысленное нежелание Фиделии Кремплинг оставить младшего сына на попечение судьбы и ее постоянные прогулки по Черным камышам уже давно придали ее образу зловещие черты.

Карлман содрогнулся при мысли о мандрагоре и со смешанными чувствами последовал за спутником в сумрак переулка. Вдруг молодой квендель замедлил шаг и наконец остановился, а быстро идущий Энно растворился в темноте перед ним.

«Как же так, почему здесь все по-другому, ведь мы отошли не так уж далеко от трактира?» – спрашивал Карлман себя, неуверенно оглядываясь по сторонам.

Здесь было пусто, но, возможно, они просто выбрали не самый оживленный переулок. Сюда тоже доносился праздничный шум с площади, приглушенный, но все же отчетливо различимый, как рокот далекой реки.

Карлман заставил себя идти дальше. К счастью, становилось светлее, в некоторых окнах и на подъездных дорожках горели фонари и вездесущие тыквы. Переулок сделал поворот, и где-то впереди послышались голоса. Возможно, Энно действительно встретил детей Кремплингов. Карлман, пригнувшись, медленно двинулся в ту же сторону. На ходу он надел маску, с ней он чувствовал себя более защищенным.

«Путь предстоит долгий», – вдруг прозвучали в голове слова старого Варина Гуртельфуса. Вскоре Карлман уже шагал под их монотонный ритм. Энно так и не появился – видно, умчался далеко. Однако окликнуть его Карлман не решался.

Впереди что-то засветилось. Сначала он подумал, что это фонарь, одна из призрачных лун, которые всем так полюбились в этом году. Но сияние было слишком ярким. Оно исходило от ворот слева, одна створка которых была полуоткрыта. Полоса света оказалась на пути Карлмана, и он резко остановился. Пляшущие искорки переливались холодным блеском. Узнав их, молодой квендель застыл, скованный ледяным ужасом. Он почувствовал, что вряд ли сможет вырваться из облака манящего мерцания. И все же попытался, вспомнив все, что мать рассказывала о той страшной встрече в беседке: изнуренная болезнью, она не раз повторяла о провалах в пелене света и притягательных вихрях голубоватого тумана. Карлман сравнивал ее описания с тем, что видел сам на опушке Сумрачного леса, когда опустился туман и черный лес зашевелился, когда все стало призрачным, а привычный мир истончился и то, что лежало за его пределами, проступило из пелены.

Карлман услышал хохот и подумал, что так веселятся призраки. А потом вдруг понял, что это смеется он сам. Невероятно, ведь все это происходило с ним в центре Баумельбурга: он остался один, потерял друзей. «Клянусь Эстигеном Трутовиком, – подумал он, – как можно оказаться в одиночестве, если вокруг толпы квенделей? Куда мы шли?» С мужеством, порожденным отчаянием, Карлман толкнул приоткрытую дверь. Створка тихонько скрипнула и медленно распахнулась. За ней открывался небольшой внутренний дворик.

Молодой квендель отскочил. Наверное, он спит и видит страшный сон или это мираж, наваждение. Во имя черных мухоморов, скоро он проснется в постели. Возможно, в Фишбурге, а лучше в собственной комнате в надежном маленьком доме Бульриха.

* * *

– Оглуши вас всех черная труба смерти! Слышали вы что-нибудь подобное? Закончить Праздник Масок раньше времени?! Вы что, с ума сошли?! – Вопль Парасоля был похож на бой пожарного колокола; он не скрывал, что оскорблен и негодует.

Все, кто стоял неподалеку в центре круга дубов, а таких было немало, повернулись на крик. Парасоль резко раскинул руки так, что его мантия распахнулась перед стариком Пфиффером, Гортензией и Биттерлингом, похожая на цветущий весенний луг. Его красное от злости лицо нависло над собеседниками, будто зажженная тыква с вырезанной жуткой гримасой. Когда Парасоль наконец понял, чего от него хочет Одилий, он сорвал с головы золотую маску, и на окружающих пахнуло моховым вином. Да, к этому времени Парасоль и в самом деле не был трезв, ведь как избранному главе Баумельбурга ему было предписано успевать на все веселые гулянки, что было непростой задачей даже для всегда крепко пьющего квенделя.

Главного устроителя праздника Пфиффер и его спутники дожидались долго. Они тщетно искали Парасоля в трактире и на большой площади, когда наконец узнали, что бургомистр отправился на прогулку по городу. И пошел он вместе с Моттифордами, что, учитывая мрачный вид охотников из Краппа, выглядело особенно эффектно – Лоренц Парасоль, безусловно, был такому очень рад.

Тем временем Одилий, Гортензия и Звентибольд мучились от беспокойства. Они никому не доверяли, постоянно следили, не появится ли на площади кто-нибудь в странной маске или в слишком уж страшном костюме. Гортензия сходила с ума от тревоги за Карлмана и Энно. Переживала она и из-за того, что Хульда с Тильдой, очевидно, бродили где-то вместе с Портулаками и прочими жителями Зеленого Лога. К счастью, с ними был мельник, на которого всегда можно было положиться. Гортензия отчаянно надеялась, что друзья не забудут о месте встречи и придут вовремя. Она с тревогой следила за входом в «Винный кубок», не обращая внимания на Парасоля, который злился все сильнее.

– Мне безразлично, что вы там видели, – надулся Лоренц. – Если вы так перепугались, что решили отменить праздник, дражайший мой Пфиффер, то это говорит лишь о том, что