(Этим утром Окс начал вспоминать события до 1989 года и пришел к выводу, что намного старше, чем думал.)

После того как он поспешно собрал сначала тысячу «дымков», которые передал человеку Обстадта, а потом и эти десять, у него осталось для собственного употребления только четыре пузырька без наклеек: четверо несчастных, безмозглых, недолговечных мальчишек из уличной банды. Так уж сложилось, что этот сорт разлитых в бутылки жизней он обычно презирал и назвал кучками дерьма. Они не смогут надолго сдержать шумную армию «Кости-экспресса», бушующую в голове Окса.

В разыгравшейся буре старые воспоминания, давно осевшие на дно его сознания, начали всплывать на поверхность (как омерзительный старый труп, появившийся из вод Ярры в Мельбурне в 1910 году сразу после того, как в реку бросили Гарри Гудини в наручниках, чтобы он продемонстрировал свой знаменитый трюк с освобождением, и он допустил естественную, хотя и неприятную ошибку, набросившись на давно разложившуюся дохлятину, решив, что это только что умерший Гудини).

Он вспомнил, что жил в Лос-Анджелесе в 1920-х годах, когда неоновое освещение было настолько новой и экзотической штукой, что его эфирное цветное сияние использовали для украшения церквей новых религий – собора «Всемогущего Аз есмь» и гигантской летающей тарелки, построенной Эйми Семпл Макферсон для Международной церкви четырехстороннего Евангелия на Глендэйл-бульваре. Под каким-то другим именем Окс был последователем всевозможных учителей-спиритуалистов и даже присоединился к пронацистскому «Легиону серебряных рубашек» Уильяма Дадли Пели – но когда его попросили назвать точную дату и время рождения, как это требовалось у «Серебряных рубашек», он сообщил ложные данные. Вообще-то он не знал реальной даты своего рождения, и поэтому, чтобы даже случайно не выдать истинных даты и времени, он называл числа и часы из опубликованных биографий кинозвезд.

(Это был Рамон Новарро, и Окс иногда задумывался – хотя никогда не раскаивался, – не могла ли страшная смерть Новарро в ранние часы Хеллоуина 1969 года быть отложенным последствием той лжи.)

И в 1929 году он каким-то образом вдохнул призрака, хранившегося в непрозрачном контейнере, и зловонная безжизненная субстанция забила его ум, заблокировала его психопищевод, вообще лишила его возможности вдыхать призраков. (Он подумал о разодранном лице, которое увидел вчера на лестнице, ведущей к подземной стоянке Музыкального центра.)

Окс знал, что ему каким-то образом удалось выжить после той катастрофы. (Попытка самоубийства? Что-то связанное с потерянной рукой? Воспоминания рвались, как дым на ветру.) Нечто вроде приема Геймлиха в экстрасенсорной сфере.

Тут подъехал грузовик «Эдисона», пассажирская дверь открылась, и на тротуар спрыгнул мужчина в новых ярко-синих джинсах и футболке со знаком «Табаско».

– Окс? – спросил он и продолжил, когда Окс кивнул: – Все готово. Водитель сейчас свернет в переулок, примет на борт вэн, а потом у вас будет полчаса на свои дела. Не уложитесь – ваши ежемесячные платежи вырастут. Что в коробке?

Окс протянул картонную коробку на кончиках пальцев единственной руки, как официант.

– За следующий месяц – авансом.

Человек в джинсах взял коробку.

– Хорошо, спасибо. Я позабочусь, чтобы он получил это.

Позади грузовика остановился новенький «Крайслер»; собеседник Окса направился к машине и сел, взяв коробку на колени.

Окс мрачно посмотрел на оранжево-черно-желтый грузовик – цвета Хеллоуина! – вздохнул и пошел к корме грузовика, откуда уже отъехал «Крайслер». Потянув сдвижную дверь, он с вялым удовольствием увидел выложенные на алюминиевом полу вещи, которые он заказывал: фонарь, бечевку, клейкую ленту и охотничий нож. В переднем правом углу он увидел ту самую пушку, на которой, как ему сказали, настоял водитель – блестящий револьвер с коротким стволом.

«Это мне не понадобится», – подумал Окс и, схватившись за косяк двери, поставил ногу на бампер и подтянулся.

Ни напрягая все тело, ни пытаясь усилиями отдельных мышц сдвинуть хоть какой-то участок ленты, Кути не мог высвободиться или хотя бы ослабить свои путы, но ему удалось запустить пальцы в карманы джинсов.

Человек перебрался через пассажирское сиденье – фонарь размашисто качался на его шее – и склонился над Кути. Потом медленно протянул единственную руку, запустил пальцы во вьющиеся волосы мальчика и поднял его в сидячее положение. Затем сел на консоль лицом к Кути и посмотрел мальчику в глаза.

Кути беспомощно смотрел на него. Фонарь подсвечивал круглое гладкое лицо однорукого снизу, отчего нос походил на массивный протуберанец, а крошечные глазки ярко блестели.

– Эктоплазмы вовсе не осталось, да? – сказал однорукий. – Так что собачьих манекенов сегодня не получится. – Он ухмыльнулся. – Твой рот заклеен скотчем. Только через нос тебе будет трудно выдыхать. Ну-ка… – Он наклонился вперед, и Кути узнал, что у него в руке нож, лишь почувствовав, как узкий обух лезвия прикоснулся к нижней челюсти и проехал через щеку почти к самому уху с таким звуком, будто открывалась застежка «молния».

Кути выдохнул через рот, и обрезок ленты откачнулся от губ, как дверная створка. Он подумал было, что нужно сказать: «Спасибо. Что вам нужно?» – но только глубоко дышал открытым ртом.

– Мой компас указывает на север, – сказал однорукий. Твой дымок заклатратирован. Тебе нужно развернуть его, раскрыться.

Нагнув голову, он подбородком сдвинул фонарь в сторону и протянул правую руку, так что она вырисовалась силуэтом на фоне клепаной стены грузовика. Глядя искоса на тень, он пошевелил пальцами и сказал с наигранным весельем:

– Что ты скажешь насчет… носорога?

Потом изогнул пальцы и произнес:

– Маленьким мальчикам всегда нравятся клоуны. – Большой палец соприкоснулся с указательным, образовав остроконечный овал, а остальные пальцы растопырились. – Знаешь, как говорят петухи? Они говорят кукареку!

Кути запоздало понял, что однорукий показывает ему нечто вроде театра теней, и заморгал в растерянности.

– Полезное и забавное, но не очень захватывающее развлечение, – завершил преследователь, опустив руку и позволив фонарю снова свободно качаться, подсвечивая его лицо снизу. – Что может быть более захватывающим для одинокого маленького ангела, чем полет вверх на холм, где живут богачи? Да еще и на очаровательной тележечке! Полагаю, что смогу продемонстрировать примерную картинку этого.

Он снова уставился в глаза Кути и принялся невнятно напевать и покачивать круглой головой, пока у мальчика перед глазами не поплыло от монотонности происходившего. Кути, хоть и продолжал задыхаться, подумал, что, похоже, засыпает.