что были помладше просто ревели, по всей видимости от невыносимого шума и суматохи. Недалеко от драки и всеобщей около вокзальной давки Стас приметил двух полицейских, которым, по всей видимости, уже было наплевать на нарушения законов. Они что-то возбужденно обсуждали по рации, стоя возле служебного авто.

Проехав еще пару километров дальше, Стас оказался у местного торгового центра – оплота этого маленького городка. Еще несколько дней назад, когда все было тихо, там собирались люди со всего города, одни за покупками, другие для развлечения, третьи просто пошататься мимо витрин и поглазеть, на то, что себе позволить не могли. Однако сейчас там не чувствовалось той мирной суеты. Люди здесь ничем не отличались от людей около вокзала, за исключением наличием у них целлофановых пакетов, вместо чемоданов. Они покидали магазины в спешке, чуть ли не к груди прижимая то, что смогли выхватить на магазинных полках. Одна полноватая женщина с короткой, и совсем не подходящей ей стрижкой, держала в каждой руке по три пакета, один из которых, увы, порвался. Зеленые яблоки покатились в разные стороны, бутылка водки разбилась вдребезги, едва коснувшись земли, а консервированные томаты начали свою небольшую поездку в круглой жестяной банке и остановившись у ног прохожих.

По всей видимости люди разделились на два лагеря: одни не желали покидать своих домов и квартир, запасаясь как можно больше провизией, другие предпочитали бежать, к родственникам, родным, неважно куда, лишь бы подальше от надвигающийся эпидемии, которая, по всей видимости, уже была у порога их города. Именно здесь Стас начал понимать, что как только он доберется до квартиры родителей, ему предстоит выбрать одну из этих сторон, и видит Бог, он не знает, как лучше поступить.

До места назначения оставалось всего ничего.

Ключи от квартиры выпали из рук, когда он пытался открыть ими дверь. Руки Стаса тряслись от постепенно набирающего страха, что родителей нет дома.

Может они там, среди этих бедолаг бегают среди магазинных полок, хватая последнее, что осталось? Я должен быть с ними…

От сердца немного отлегло, когда он открыл дверь и услышал телевизор.

–…если вы живете ниже третьего этажа. Также рекомендуется запереть все двери, забаррикадировать все окна любыми подручными средствами. Первым делом потреблять скоропортящуюся…

Стас снял свой рюкзак, снял обувь и рысцой вошел в гостиную, где увидел седую макушку своего отца.

– Кать, это ты? – сказал отец, приподняв голову и повернув ее в сторону. Глаза его от удивления расширились.

– Стас? Сынок?

Стас подбежал к нему, и обнял его, пока тот сидел. Ноги отца были покрыты шерстяным пледом, слева стояла коляска, на которой он уже ездил одиннадцать лет. Там же, рядом с коляской, журнальный столик, где лежала фляга с инициалами «Н.Ф.», что расшифровывалось как Николай Фаррум. Стас почувствовал, как от отца пахнет сладковатым запахом виски, когда его глаза заблестели и он начал говорить.

– Мы с матерью думали, что тебе конец, думали ты…

– Я выбрался, пап. Все хорошо, мне удалось.

Отец вытянул руки вперед, и Стас еще раз обнял его. Он и сам почти заплакал, но решил держать себя в руках для дальнейших дел.

– По телевизору говорят, что Столица в огне, – голос отца дрожал. – Все происходит так быстро, это немыслимо. Они говорят, что этот вирус постоянно мутирует и…

Но Стас словно бы не слушал отца.

– Пап, а где мама? – спросил Стас.

Отец посмотрел на сына, потянулся за виски на журнальном столике и сделал глоток.

– А где же еще она может быть, когда вокруг такое происходит, сынок? Конечно же в церкви. Ты же знаешь, как набожна твоя мать.

– Та, что в паре кварталов отсюда?

– Да, она ходит туда каждое воскресенье. Я хотел ее остановить Стас, но ты сам понимаешь, в моем состоянии это практически невозможно. Я попытался, но что я могу? Она увидела репортаж про Столицу и тут же ломанулась. Мы тебе пытались позвонить, почему ты…?

– Да телефон сел. – Стас встал с места, взял флягу отца и положил себе в передний карман рубашки. Николай внимательно пронаблюдал, как любимый напиток отбирают от него без его воли. – Я должен идти за мамой и привести ее сюда. Оставайся здесь и следи за новостями, чтобы быть в курсе всего, что происходит, ладно?

Он кивнул головой.

– Да, сынок.

– На всякий случай я верну тебя в коляску, ладно? Неизвестно, что может произойти, ты понадобишься нам на своей шикарной «тачке».

Отец улыбнулся. Стас взял его на руки, худое и костлявое тело, чьи ноги весили вместе, быть может, килограмм пять и были похожи на палки увитой человеческой кожей. Николай не любил смотреть на свои изуродованные ноги, и его пальцы тут же потянулись к пледу, что остался в кресле. Стас подал плед, и Николай тут же накрыл ноги.

– Где же проклятое правительство, Стас? Где президент? Где врачи и ученые, что должны были разработать вакцину? Они говорили, что это обычный грипп, который бывает каждый год, но разве грипп способен на такое? Он способен превращать людей в… – он явно не мог подобрать подходящего слова, и поэтому ограничился сказанным.

– Я не знаю пап, – сказал Стас уже стоя на пороге в коридор.

– А я знаю, сынок. Это все они, правительство, военные, даже сам президент. Все они проводили какие-нибудь опыты, пока не произошел большой «бум», и все пошло наперекосяк. И сейчас они не хотят, чтобы их ошибка всплыла, и прикрываются выдумкой про обычный грипп, который не такой как все. Наверняка эти ублюдки в полной безопасности, летят в данную минуту в своих самолетах, эдакие избранные от рода человеческого, а стюардесса подает им дорогие вина и вонючих устриц, чтобы они не знал дискомфорта от того, что по их вине произошла такая катастрофа.

– Ты слишком много выпил, пап, – сказал Стас. Его левая рука держалась об косяк двери, было видно, что ему не терпится сбежать на поиски матери.

– Да, выпил, но и что с того?

– Мне нужно бежать, пап.

– Постой.

Николай отъехал в сторону одного из своих деревянных баров, где хранился весь его алкоголь, что он когда-то получил в подарок, купил или добыл еще каким-то образом. Дорогие вина, ликеры, водка, виски, там были все виды алкоголя. Стас всегда мечтал забрать оттуда хоть одну бутылочку втихую, но знал, что отец бережет свою коллекцию как зеницу ока, и знает каждый напиток поименно и чуть ли не год, когда в красивых бутылках оказалось все содержимое. Отец достал из самого дна бара белую