– Как ты? – спрашиваю я. Амир пожимает плечами. На лице застывает виноватое выражение лица.

– Адам, я не мог ничего предпринять. Они появились внезапно. Скрутили, отобрали телефон… Не понимаю, как им удалось выйти на нас.

– Поехали отсюда, – говорю я, обрывая старого друга на полуслове, хлопая его по плечу.

Когда я сажусь рядом с Мэл, она вздрагивает, словно очнувшись от сна, в котором только что пребывала, не закрывая глаз. Повернув голову, она смотрит на меня пустым, ничего не выражающим взглядом, от которого становится жутко даже мне. Я протягиваю ладонь, чтобы прикоснуться к ее щеке, но она уворачивается, обжигая меня ледяным презрением.

– Мы едем домой, Мэл, – хрипло произношу я, чувствуя, как внутренности царапает чувство вины. Мне хочется кричать, объяснять, оправдываться, хочется сжать ее в своих руках и поклясться, что я все смогу исправить, но она не поверит. Что бы я ни сказал, ни сделал – ей будет больнее, еще больнее.

– Твой дом здесь, – произносит Мэл нейтральным тоном, переводя взгляд на мои руки со сбитыми в кровь костяшками, потом смотрит мне в лицо. И снова этот отсутствующий взгляд, раздирающий меня на части.

– Нет, Мэл, больше нет. Я уезжаю в Америку вместе с тобой. Здесь меня больше ничто не держит, – говорю я мягко.

– НЕ вместе со мной, – резко поправляет меня Мэл. – Сам по себе. Ты худшее, что случалось со мной, Адам Саадат.

Я закрываю глаза, ощущая, что меня покидает способность дышать. Обессилено откидываюсь назад, пытаюсь собрать себя по кускам в единое целое. Не выходит. Учись держать удар, вспоминаю я слова отца. Я заслужил все, что происходит. Я так стремился разрушить нас, и получилось…

Через двадцать минут напряженной агонии в салоне автомобиля, ставшем пристанищем для наших с Мэл разбитых надежд, мы прибываем в аэропорт, где нас ждет частный самолет. Лана позволяет мне помочь ей выйти из машины и придержать за локоть, пока мы идем к трапу. Может быть, она просто плохо осознает реальность. Ее отстраненное состояние меня тревожит. Она ранена, истерзана морально и физически, но пытается быть сильной. Держит в себе сжигающие сердце и разум эмоции. Ее плотину должно прорвать, иначе она сойдет с ума. Задохнется от душевных мук. Я знаю, потому что чувствую то же самое. Но я привык терпеть боль, скрывая от всех, как она рвет меня изнутри, царапая открытое сердце острыми когтями. Я долго учился и научился мириться с ней, не замечать. Превратил слабость в силу, ранимость в стены. И только ей одной удалось пробиться, разбить к чертям все, что я строил годами. А ее жизнь до меня была безмятежной и тихой. И не было не единого шанса выстоять против меня. Но Мэл смогла, черт возьми. Не знаю как, но она сумела.

– Ana asef, melegim,[51] – шепчу я, привлекая ее чуть ближе к себе. Мы на середине трапа. Амир следуем за нами, за спиной остался Анмар. И в этот момент я уверен, что никогда не вернусь в страну, где прошло мое детство. Полуденное яркое солнце бьет ей прямо в глаза, когда, запрокинув голову, она смотрит на меня. Но из-за солнечных бликов я не могу разглядеть выражение ее глаз. И когда она начинает оседать, я едва успеваю подхватить ее маленькое слабое тело. В салон самолета я вношу ее на руках, в бессознательном состоянии Мэл инстинктивно прижимается ко мне, ее сердце рядом с моим дарует мне новую волну боли. Это все, на что я могу рассчитывать… И оказываюсь прав, потому что минуту спустя она приходят в себя и в ярости начинается вырваться из моих объятий, осыпая градом ударов.

– Не прикасайся ко мне, больше никогда. Слышишь? – кричит она, глядя на меня, посветлевшими от гнева, глазами. С отпускаю ее и сажусь рядом.

– Пристегни ремни, Мэл, мы взлетаем, – произношу я глухо. Хотя куда там, мы не летим, а катимся в пропасть…

Она молчит, пока самолет набирает высоту. Молчит и смотрит в иллюминатор, глядя как дворцы и небоскребы Анмара остаются далеко внизу. Все закончилось. Я слышу, как она думает. Вряд ли Мэл осознает, что мы летим в том самолете и в том же составе, что несколько месяцев назад. Мне кажется, что прошла целая вечность с тех пор, или просто мы стали другими. То, что должно стало быть игрой, развлечением для меня… а стало началом чего-то совершенно нового. Я разрушил ее до основания, выпил душу жадными глотками, сделал все, что хотел и даже больше, я протащил мою девочку через ад, лишь для того, чтобы понять – она достойна только рая. Мelegim.

Ты, лучшее, что случалось со мной, melegim.

Когда под нами остаются только облака, я чувствую, как ее отпускает, как расслабляется ее тело, начиная медленно содрогаться. Я знал, что это случится, и когда Мэл устает сдерживаться, позволяя рыданиям вырваться наружу, и они переходят в неуправляемую истерику. Бесконечный поток слез, слов и обвинений. Отстегнув наши ремни, я сжимаю ее в объятиях, не позволяя оттолкнуть. Что бы она не говорила, как бы не билась, проклиная мое имя, ей нужно сейчас именно это. Нужно. Чтобы я держал ее. Крепко. Плачь, маленькая, плачь. Скоро все закончится, и ты сможешь меня ненавидеть сколько угодно, но сейчас я буду единственным, кто утонет в твоих слезах, единственный, кто виновен в них.

– Прости меня, melegim, – повторяю я шепотом, когда первая волна ее истерики сходит на нет, и Мэл ненадолго затихает, прижимаясь щекой к моей груди, я перебираю пальцами ее волосы, те самые чудесные белокурые локоны, которые однажды привели ее в мои объятия. Это мгновение я пронесу через всю жизнь. Я знаю. Ничто не затмит его по силе эмоций, которые сокрушают мое сердце, разрывая на части безудержной болью.

– Никогда, – отвечает она тихо, сжимая пальцами мою ладонь. Отчаянье тугими тисками сжимает мое сердце. Еще несколько мгновений, пока мы в небе, вдалеке от реальности, которая ждет нас внизу, я могу ощущать ее рядом. Понимая, что потерял безвозвратно, но это не значит, что я не буду сражаться.

– Я люблю тебя, Мэл, – вырывается у меня судорожное признание.

– Я тебя тоже, Джаред, но этого недостаточно, чтобы забыть, кто ты и что со мной сделал.

Почти не помню последних минут, что провела рядом с Джаредом. На какое-то время я перестала воспринимать реальность, погружаясь в самые мучительные воспоминания из своего прошлого. Я оказалась где-то там, на дне, где очень темно, страшно и нет ни капли воздуха. Там, откуда нет возврата к свету.

Нет возможности… повернуть время вспять и вернуть моего отца, исцелить детские раны, и начать заново нашу с Джаредом историю.

Много лет назад, я мечтала, чтобы моя любовь напоминала сказку, романтический мюзикл: идеальный герой, без изъянов – душевных и физических, легкий саундтрек, красивая история любви, веселая музыка, банальная, предсказуемая кульминация, и жизнерадостные танцы на фоне.

Но сейчас, когда я возвращаюсь к реальности, и чувствую Джареда не просто рядом с собой, но и всем телом, каждой клеточкой внутри себя – глубоко, больно и навсегда, я понимаю… что не хотела бы иначе. Что я, возможно, получила гораздо больше, чем то, о чем мечтала будучи наивной девочкой. Не было никакой легкой комедии, после которой не остается плохого осадка, но и рвущих душу эмоций и мыслей тоже не было. Случилась настоящая драма, которая проникла под кожу, потекла по моим венам. Сотни раз переворачивала все внутри, наносила удары в свежие раны, и мгновенно исцеляла их.