– Я же сказала, что все у тебя получится. – Она положила руку Нари на плечо. – Сделай глубокий вдох и приготовь иглу. В любой момент она может снова…

– Вот она!

Нари заметила саламандру в области живота пациентки. Она быстро воткнула иголку в тело, но бугорок успел улизнуть.

– Ай! – вскрикнула женщина, когда капелька черной крови проступила у нее на платье. – Больно же!

– Тогда не дергайтесь, – отрезала в ответ Нари.

Та застонала и схватила сына за руку.

– Не кричи на меня!

Бугор показался у ворота ее платья, и Нари снова предприняла попытку уколоть паразита, но все опять кончилось криками и кровопусканием. Саламандра улизнула – Нари теперь видела даже очертания ящерицы под кожей. Она забегала вокруг шеи женщины.

– Ой! – взвизгнула та, когда Нари наконец ухватила зверька пальцами, сжав пациентке горло. – Ой! Ты меня убиваешь! Убиваешь!

– Ничего подобного… тише! – скомандовала Нари, занося иглу и стараясь сосредоточиться на саламандре, которую с трудом удерживала на месте.

Но только она произнесла эти слова, как паразит утроился в размере и обвил женщину хвостом за горло.

Ее лицо потемнело, а глаза покраснели. Она стала глотать ртом воздух и хвататься за горло. Ей было сложно дышать.

– Нет!

Нари попыталась уменьшить паразита в размере, но ничего не выходило.

– Мадар! – воскликнул ее сын. – Мадар!

Низрин бросилась через весь лазарет и схватила с полки стеклянный пузырек.

– Отойди, – поторопила она.

Она отодвинула Нари в сторону и запрокинула голову женщины назад, руками раскрыла ей рот и влила в горло содержимое пузырька. Бугор спал, и женщина закашлялась. Сын похлопал ее по спине.

Низрин показала пузырек.

– Жидкий уголь, – спокойно объяснила она. – Уменьшает большинство внутривенных паразитов, – она кивнула на пациентку. – Я принесу воды. Сделайте передышку, и мы продолжим.

Потом она перешла на шепот, чтобы ее слышала только Нари.

– Твои намерения должны быть… позитивнее.

– Что?

Нари не сразу поняла наставления Низрин, но через пару секунд все стало на свои места. Саламандра начала душить женщину не тогда, когда Нари коснулась ее иглой.

Это произошло, когда Нари велела ей замолчать.

Я чуть не убила ее. Нари пошатнулась и сбила поднос со стола. Тот, лязгнув, грохнулся на пол, и стеклянные сосуды со звоном разбились о мрамор.

– Мне… мне нужно подышать. – Она повернулась к дверям, ведущим в сад.

Низрин перегородила ей дорогу.

– Бану Нахида… – Ее голос звучал невозмутимо. – Нельзя сейчас просто взять и уйти. Ты обязана позаботиться об этой женщине.

Нари протиснулась мимо Низрин.

– Уже нет. Отправь ее домой.

Нари спустилась в сад по каменной лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Она быстро прошагала мимо ухоженных грядок с целебными травами, напугав двух садовников, и пошла дальше, дальше, не сворачивая с тропинки, пока та не увела ее в самые дебри королевского парка.

Она шла куда глаза глядят, а в мыслях царил кавардак. Нельзя было прикасаться к ней. Кого она хочет обмануть? Какая из нее целительница? Она воровка. Обычная мошенница, которой иногда везет. В Каире исцеление давалось ей с такой непринужденной легкостью, что она не научилась ценить этот дар.

Она остановилась на берегу канала и оперлась на полуразрушенный каменный мост. Над журчащей гладью воды летали две перламутровые стрекозы. Нари наблюдала, как они резво нырнули под ствол упавшего дерева, ветки которого торчали из воды, как руки утопленника, зовущего на помощь. Нари завидовала их свободе.

В Каире я была свободна. Ее накрыло тоской по дому. Она скучала по шумным каирским улицам и знакомым ароматам, по своим клиентам и их любовным передрягам, по вечерам, проведенным с Якубом за изготовлением снадобий. Там она часто представляла себя чужестранкой и только теперь поняла, что это было не так. Ей понадобилось покинуть Египет, чтобы понять, что там ее родина.

И я никогда не увижу ее снова. Нари не была наивна. Гасан говорил учтиво, но она догадывалась, что в Дэвабаде она скорее на правах пленницы, нежели гостьи. Но Дары не было рядом, и ей неоткуда было искать помощи. А от нее требовались результаты в роли целительницы.

Она закусила щеку, поглядывая на воду. То, что первую пациентку привели в лазарет всего две недели спустя после ее прибытия в город, было тревожным знаком. Она уже успела подумать, как Гасан накажет ее, если она продолжит проявлять такую некомпетентность. Не начнут ли с каждой ее ошибкой пропадать одна за другой ее привилегии: частные покои, дорогая одежда, украшения, слуги, вкусная еда?

Королю понравится, если я окажусь ни на что не способна. Нари не забыла прием, который оказали ей Кахтани: открытая неприязнь Ализейда, козни Зейнаб… что и говорить о страхе, мелькнувшем на лице Гасана.

Увидев боковым зрением какое-то движение, Нари подняла глаза, приветствуя любую возможность отвлечься от невеселых мыслей. Через завесу лиловато-рябых листьев она увидела чуть поодаль лужайку, за которой канал расходился вширь. Над поверхностью воды мелькала пара черных рук.

Нари нахмурилась. Неужели кто-то… плавал? Она полагала, что все джинны боятся воды, как Дара.

Слегка обеспокоенная, Нари перешла через мост. Когда она вышла на лужайку, ее глаза поползли на лоб.

Канал взлетал прямо в воздух.

Это было похоже на водопад, падающий снизу вверх. Канал струился через джунгли и впадал в пруд у дворцовой стены, откуда каскадом перемахивал через дворец. Это было изумительное, хотя и невероятно странное зрелище, и у Нари захватило дух. Но ее внимание привлек очередной всплеск с туманного пруда. Она бросилась к пруду, заметив, что кто-то трепыхался в воде.

– Держись!

После бурного Гозана эта ничтожная лужица была ей нипочем. Она ринулась в воду и схватила мельтешащую руку, вытягивая утопающего на поверхность.

– Ты?

Нари неприязненно фыркнула, когда узнала в нем растерявшегося Ализейда аль-Кахтани. Она тут же отпустила его руку, и принц со всплеском упал обратно в воду, которая на секунду сомкнулась у него над головой, после чего он вскочил на ноги, кашляя и отплевываясь.

Он вытер глаза и сощурился, как бы не до конца веря своим глазам.

– Бану Нари? Что ты здесь делаешь?

– Я думала, ты тонул!

Он приосанился, как подобает надменному королевичу – даже такому мокрому и обескураженному.

– Я не тонул, – возмутился он. – Я плавал.