Когда лишь два полета стрелы отделяли гаэлов и их ненавистных врагов, Бриан мак Кеннетиг остановил войско. Не было и речи о переговорах, не осталось ни единого шанса на примирение. Пришло время стали вынести свой приговор. Гримнир увидел, как старый король взбирается на белого жеребца. Он проехал перед ирландским войском, держа над головой перевернутый, точно распятие, меч в ножнах. Поравнявшись с центром, он натянул поводья.

– Воины Эриу! – громоподобный голос, вырвавшийся из груди короля, заглушил даже звон железа противника, готового ринуться в бой. – Друзья и союзники! Сегодня от вашей отваги зависит будущее вашей страны, и есть ли опора надежнее? Угнетатели хотят поставить вас на колени, превратить вас в рабов, разорвете ли вы эти цепи? Восстанете ли как свободные люди? Наше дело угодно Богу! – ирландцы завопили в восемь тысяч глоток. – Вы пришли сюда не угнетать других, вы пришли сражаться за свою землю и свою веру. Их стоит защитить любой ценой. Так пусть же каждое сердце станет оплотом отваги и веры. Вы знаете, что данам чужды и религия, и человечность; они горят желанием опорочить честных дочерей этой прекрасной земли и набить карманы награбленным, бесчестно отнятым добром. Узрите! – Король развернул коня и указал на противника рукоятью перевернутого меча. – Эти варвары, эти нечестивцы избрали для битвы тот самый день, в который умер на кресте Спаситель! И они не узнают победы! Никогда не вырвут ее у таких отважных воинов, как вы, ибо вы сражаетесь в защиту чести, свободы и веры – в защиту священных храмов истинного Бога, ваших сестер, жен и дочерей! Это святое дело угодно Господу, который сегодня приведет нашего врага к нам в руки! – Бриан мак Кеннетиг перевернул меч и, вынув его из ножен, поднял высоко над головой. – Так вперед, за нашу страну и за нашу святую веру!

И вот так, под пение медных горнов и барабанный бой, под пронзительные звуки волынки и воинственный рев, началась Битва на равнине Клуэн Тар…

Гримнир шел в первых рядах правого фланга ирландцев, не отводя сверкающих, налитых кровью глаз от силуэта Полудана. Он шел убивать; Гримнир то и дело сжимал зубы, с желтых клыков капала от нетерпения слюна. Он боролся с желанием броситься вперед и закончить эту пятисотлетнюю пляску мести одним броском копья. Нет, он хотел насладиться сполна. Хотел распробовать страх, который испытает Дауфи в последние мгновения своей проклятой жизни.

Гримнир рассмеялся.

Теперь между войсками осталась лишь сотня ярдов, достаточно близко для Гримнира, чтобы разглядеть в рядах противника трусов – обоссанных крестьян, лишь игравших в войну; бледных торговцев, считавших, что нянчить на коленях ублюдков лучше, чем искать себе прославленной смерти; горожан, носивших хауберки только потому, что от этого намокали шлюхи. Пф! Гримнир сплюнул. Закованные в железо псы у него за спиной заслуживали лучшего врага!

Через пятьдесят ярдов он набрал в легкие воздух. Он хотел завопить, вызывая Бьярки на бой, но тут из рядов противника выступил, скрыв от него Полудана, одноглазый воин в черной кольчуге. В руках он сжимал скеггокс и щит в черно-красную клетку. Он вскинул голову, растрепав седую бороду, и сам с вызовом крикнул:

– Гримнир! Жалкий скрелинг! Выходи!

В ответ послышался одобрительный рык воинов обеих армий. И Гримнир не стал увиливать, он вышел на пустое пространство между войсками и ответил:

– Возвращайся к печи, старик! Оставь сражения более сильным воинам!

– У нас с тобой свои старые счеты! Или ты позабыл? – Кольчужный боец свирепо взмахнул топором. – Однажды ты меня убил…

– Я много кого убил, мелкий тупица! И те, кого я отправил к вратам Хельхейма, не возвращаются!

– Мы встретились на дороге в Роскилле. Когда мы повздорили, ты оставил меня лежать мертвым в пещере – как ты тогда думал!

Отголоски воспоминаний не сразу, но все-таки отозвались в разуме Гримнира узнаванием.

– Вот оно что! – сказал он со смехом. – Дан Христа!

– Да, тогда я был христовером. Меня знали как Ньяла, сына Хьялмара, – ответил тот, подняв щит. – Но эти дни прошли! Теперь меня зовут Драугр, и единственной молитвой, которую я вознесу сегодня, послужат мне проклятия над твоим трупом, душегуб!

Люди пели и стучали мечами о щиты, они жаждали крови. Гримнир начал пробираться вперед, держа в опущенной руке готовое для удара копье. Драугр медленно пошел ему навстречу. Гримнир уловил взглядом красноречивые знаки того, что дан готовится к броску: его плечи напряглись, глаза расширились, а ноздри расширились от еле сдерживаемой ярости.

– Пф! Я расскажу твоему драгоценному подкидышу, как ты умер во второй раз, – прошипел Гримнир. – Это ее повеселит.

Драугр моргнул здоровым глазом. И вздрогнул, словно Гримнир его ударил.

– Этайн? – он на мгновение замешкался, опустил щит. – Она… она жива? Где?..

И тут Гримнир бросился на него.

Крепкие мышцы толкнули его вперед, и он в один прыжок, достойный леопарда, преодолел разделявшее их расстояние; громогласно закричав, Гримнир изогнулся и с силой опустил край окованного щита на голову Драугра со стороны слепого глаза. Удар пришелся на шлем: лопнули ремни, и он покатился на землю вместе с куском плоти. Залившийся кровью одноглазый Драугр без сознания рухнул на землю.

Гримнир перешагнул через его тело.

– Малютка Полудан! – взревел он сквозь враждебные выкрики одобрения и осуждения. – Не хочешь поприветствовать своего сородича, Дауфи?

Бьярки выпрямился в полный рост, став на голову выше Гримнира.

– Этот день наконец-то настал, ищейка, – ответил он. – Суд Одина наконец тебя настиг! Нить судьбы соткана, и норны вынесли тебе смертный приговор! Всеотец избрал меня…

– Чтобы сдохнуть! – Гримнир метнул в него копье. Оно задрожало, и железный наконечник, блеснув, отскочил от поспешно поднятого Бьярки щита в горло стоявшего рядом с ним светлобородого норманна. Тот пошатнулся под весом копья. И упал, харкая кровью, – в неподвижный прозрачный воздух полетели, точно пригоршня рубинов, красные капли.

Этот бросок копья прошил все ирландское войско, словно щелчок хлыста, опустившегося на крутой бок могучего чудовища – чудовища, которое рыло стальными когтями землю и играло мышцами, готовясь броситься вперед, на добычу. Поднялся оглушительный крик – боевой клич барран-глей – и от этого крика задрожали сами небеса. Все воины верховного короля Эриу, от лучшего керна Дал Каш на левом фланге до последнего тэна Хлимрека на правом, ринулись в бой, точно поднятая штормом волна на стальной бастион.

Запели пронзительно трубы – но не для того чтобы передать приказы командиров. Здесь разворачивалась не игра престолов, генералы не вели хитроумных маневров, жертвуя в них бойцами; эта битва была до дикости простой – буря мечей, беспорядочная кровавая резня, – и воины сходились грудь в грудь, щит сталкивался со щитом, принимались и наносились ответные удары.