На прицелы противотанковых пушек, на рации, на телефонные трубки натягивали презервативы, иначе конденсат дыхания быстро их замораживал. Приходилось отогревать механизм поворота башни на танках и противотанковых пушках. Снег попадал в оружие и патронные обоймы и замерзал намертво. Прежде всего заклинивало пулеметы. А тот самый тяжелый пулемет «Браунинг М2» был необходим для стрельбы по вражеским снайперам, притаившимся на деревьях и в укрытиях. Американские солдаты вскоре обнаружили, что немецкие снайперы ждут артиллерийского или зенитного огня и только потом спускают курок, чтобы никто не мог услышать выстрел.

Уроки, выученные на одном участке фронта, быстро передавали другим формированиям в отчетах «боевого наблюдения». По ночам немецкие патрули перереза́ли кабели и один из обрезанных концов загоняли туда, где сидела засада, и захватывали в плен каждого линейного монтера, отправленного для ремонта. Иногда немецкие солдаты заранее простреливали свою каску и, когда их настигали, падали, притворившись мертвыми, чтобы потом выстрелить в спину одному из нападавших. Часто перед отступлением они минировали собственные окопы.

Американским патрулям советовали: при встрече с врагом ночью «стреляйте наугад, бросайтесь в укрытие и орите как сумасшедшие, будто идете в атаку, и они начнут стрелять», что обнаружит их позицию. В обороне нужно было поставить манекены далеко впереди от своих окопов, чтобы немцы открыли огонь слишком рано. Было необходимо обеспечить укрытие от наступающего врага, но перед укрытием закопать мины; а также построить фальшивые оборонительные сооружения между опорными пунктами. Перед атакой бойцы изображали, будто роют землю, эти звуки помогали ввести врага в заблуждение. А находясь внутри дома, нельзя было стрелять из окна, его следовало держать открытым, а огонь вести из глубины комнаты.

Больше всех в ротах уважали и ценили санитаров. Им доверяли хлебный спирт, чтобы во флягах не замерзала вода для раненых. «Алкоголь с его стимулирующим эффектом также не повредит», – говорилось в отчете. На пункты медпомощи отправляли и капелланов: готовить новым раненым горячий пунш. Позже очень многие признавали, что своей жизнью они обязаны самоотверженности, смелости и изобретательности санитаров. Рядовой 1-го класса Флойд Маркварт из 101-й воздушно-десантной дивизии спас одного солдата, раненного в лицо и шею: он разрезал тому глотку парашютным ножом и вставил в дыхательное горло полую часть авторучки.

Условия для более 700 пациентов, размещенных в школе верховой езды и часовне семинарии в Бастони, продолжали ухудшаться после того, как немцы захватили полевой госпиталь, и теперь хирург был только один. Врачу из 10-й бронетанковой дивизии помогали две опытные медсестры-бельгийки: Августа Шиви, бесстрашная молодая женщина из Конго, и Рене Лемэр, невеста еврея, арестованного гестапо в начале этого года в Брюсселе. Те, у кого были серьезные ранения в голову и живот, имели минимальные шансы выжить, и груды замерзших трупов росли, их складывали, точно поленницу, снаружи, накрыв брезентом. Многие страдали от газовой гангрены, ужасно зловонной; перекись водорода для очистки таких ран почти закончилась. Запасы плазмы замерзли, и мешки приходилось отогревать, сунув кому-нибудь под мышку. Анестезию при некоторых операциях заменял глоток коньяку. Седативные препараты также были в большом дефиците, и их явно не хватало, чтобы помочь всем жертвам боевого истощения, которые внезапно садились и начинали кричать. Бойцов, проявивших великую отвагу в Нормандии и Голландии, все же сломали невероятная усталость и стресс. Простуда и отсутствие нормального питания только усугубили их состояние.

Помимо штурмов, которые генерал-майор Кокотт в силу обстоятельств предпринимал ночью, приходилось отбивать еще немало немецких атак – часто силами четырех танков и сотни пехотинцев. Противников в зимних маскировочных костюмах было почти не видно в заснеженных полях, но на темном фоне деревьев или зданий они выделялись. Немцы это поняли и стали сбрасывать накидки, но белые ноги их все же выдавали.

«Подбить танк – это дело командной работы, взаимного доверия и мужества, – говорилось в отчете 8-го армейского корпуса. – Пехота остается в своих окопах и заботится о вражеской пехоте, а “истребители танков” – о танках» {695}. Если и те и другие выполняли свою работу, немцев обычно отбрасывали. Однако некоторые десантники явно получали удовольствие, преследуя танк с базукой. 101-я воздушно-десантная дивизия утверждала, что всего за период с 19 по 30 декабря ее бойцы подбили танков и штурмовых орудий – 151, а также 25 тягачей. Скорее всего, цифры эти были преувеличенными – как и количество побед, на которые претендовали летчики-истребители. Свой вклад внесли «Шерманы» 10-й бронетанковой дивизии и «Хеллкэты» 705-го батальона «истребителей танков» полковника Темплтона.

В тот ранний утренний час продолжавшаяся битва с 901-м полком моторизованной пехоты у Марви становилась все более беспорядочной. Американский пулеметчик застрелил двух пехотинцев на планерах, когда те показались над гребнем холма. Из деревни американцев выбили, но они сумели удержать холм на западе. Штаб Маколиффа в Бастони пересмотрел свой план обороны. Прорыв в город со стороны Марви только что остановили, но западная сторона периметра все еще оставалась уязвимой. Было решено отвести войска от выступов линии фронта у Фламьержа и Манд-Сент-Этьена и отойти у Сеноншана. Сокращение протяженности фронта укрепило бы линии обороны, но защитники еще и перегруппировали свои силы, придав каждому полку танки и «самоходки».

Между тем ни генерал-майор Кокотт, ни командующий корпусом Лютвиц, ни Мантойфель не сомневались, что оборону Бастони необходимо прорвать не позднее следующего дня, до того как с юга прорвется 4-я бронетанковая дивизия. Кокотт ждал, пока 15-я дивизия моторизованной пехоты развернется на северо-западном участке фронта, и все больше беспокоился о полосе обороны 5-й парашютной дивизии на юге. Он считал, что было бы разумно организовать на юге прикрытие из «аварийных взводов», сформировав их из вспомогательного персонала и обеспечив несколькими противотанковыми пушками. Зенитному батальону у Омпре также приказали быть готовым перейти в режим стрельбы по наземным целям для борьбы против американских танков. И было приятно осознавать, что хотя бы главная дорога к югу от Арлона прикрыта силами 901-го полка моторизованной пехоты из танковой дивизии «Леер». 5-я парашютная дивизия, несомненно, оказалась недостаточно подготовленной для выполнения своей задачи по обороне южного фланга 5-й танковой армии. Ее всеми не любимый командир генерал-майор Людвиг Хайльман презирал своих офицеров люфтваффе, утверждая, что обнаружил «коррупцию и спекуляцию», когда принял командование {696}. «До сих пор таким людям доверяли дело только во Франции и Голландии, – говорил он позднее, – они процветали на мародерстве, и все они соучастники». Он утверждал, будто пожилые унтер-офицеры совершенно открыто заявили, что «они и не подумают рисковать своей жизнью сейчас, в конце войны». С другой стороны, молодые солдаты – почти все моложе двадцати лет, а некоторым вообще было только шестнадцать – «производили лучшее впечатление», хотя и не прошли никакой подготовки. Начальники постоянно расспрашивали Хайльмана о точном расположении его полков, но полученные им донесения были настолько короткими и неточными, что он решил сам отправиться на передовую, хотя бы для того, чтобы избежать «назойливых требований» из штаба корпуса.