– Холмы в полуверсте от нас видишь? – Коркодинов указал на север.

– Вижу.

– Только там. Ближе подводить глупо, окажется в низине. Дальше ставить нет смысла, заряды не достанут гуляй-город. Так что на холмах этих.

– Ладно. Вы руководите нарядами. Повторять задачу не буду, сами знаете, что и как делать. Всем полная готовность!

– Так она такая и есть, как только небо просветлело.

– Ну и хорошо.

Над Молодями, гуляй-городом, деревьями повисла звонкая тишина. Только беззаботно порхали над дубравой птицы, пели свои песни.

Хворостинину доложили со стен, что большое облако пыли приближается со стороны неприятельского стана. В поле появились отряды басурман. Они затаскивали на холмы большие пушки, мешки с зарядами, бочки с порохом.

– Орудия устанавливают. Подняли уже штук двадцать, – сказал Сугорский.

– И чего выжидаем?

– Смысл сейчас бить по высотам? Мы не знаем, сколько пушек у Девлета. Пусть подымет все.

– А если чуть в сторону, к реке, часть отправят?

– Может, но немного, штук десять. Мы их достанем.

– Будешь ждать, покуда откроют огонь?

– Придется. Только тогда станет ясно, что собака хан весь свой тяжелый наряд выставил. А некоторые пушки он должен ближе подтащить. Но я думаю, что после первого же выстрела Девлет начнет нападение.

– Появилась крымская конница. Ее тьма-тьмущая. Землю не видно.

– Пора тебе, Дмитрий Иванович, укрыться. Совсем скоро здесь начнется ад. Залетит сюда ядро и угодит прямо в тебя. Чего тогда полкам делать без своего воеводы?

Хворостинин внял доброму совету, а Сугорский крикнул Коркодинову:

– Я готов, Семен, жду приказа.

Девлет-Гирей получил доклады о готовности к бою тяжелой артиллерии и конницы. У шатра застыл сигнальщик, рядом с ним лежал длинный шест с белой тряпицей на конце.

Чалаш-мурза взглянул на хана и сказал:

– Пора, господин.

– Приказ наряду! – выкрикнул Девлет-Гирей.

Сигнальщик поднял шест.

Команда дошла до начальника наряда.

– Приготовиться! – распорядился он.

Пушкари присели у заряженных пушек.

– По неверным в гуляй-городе, огонь!

Следом из стана Девлета ушел второй наказ:

– Конница, вперед!

Крымчаки дали залп. Пушки выстрелили и целыми ядрами, и зажигательными зарядами, и размельченным железом, и дробом. Высоты заволокло дымом.

Конница, до которой дошел наказ хана, рванулась на штурм.

В дыму был и гуляй-город. Едва он развеялся, наряд крепости дал ответный залп.

Бои с туменами Теребердея и Дивей-мурзы дали возможность русским пушкарям пристреляться по всему полю, включая высоты. Первым же залпом они опрокинули с десяток татарских орудий, побили пушкарей.

Ядра попали и в склад пороха. За левыми от крепости холмами прогремели мощные взрывы.

Тут же русская артиллерия дала второй залп, сбила с правых высот еще с десяток орудий.

После этого князья Коркодинов и Сугорский приказали пушкарям перенести огонь всех орудий на конницу. Ударили и тяжелые, и полевые пушки, а потом и пищальники.

Девлет-Гирей видел это.

– Шайтан, они побили половину наших пушек, ударили по коннице. А что дал наш ответ?

Чалаш-мурза взглянул на хана.

– Ты у меня спрашиваешь, господин? Прямой бой – твое решение.

– А зачем ты тут? Ступай в запасный тумен, веди его к гуляй-городу! Больше мне советники не нужны.

– Слушаюсь! – Чалаш-мурза бросился к войску, которое стояло в тылу орды.

После залпа крымчаков защитники гуляй-города понесли небольшие потери. Им помогли крепкие деревянные укрепления.

Русские пушкари и пищальники заставили замолчать пушки Девлет-Гирея. Теперь они методично выбивали его конницу. Первые ряды падали, на них налетали задние, создалась куча мала. Но ордынцы, гонимые мурзами, все наседали, губили при этом своих же соплеменников.

Хворостинин подбежал к стене к Сугорскому:

– Ну что, Захарий?

– Все так, как и должно быть, князь. Крымский наряд, который уцелеля, снялся с позиций, у них подорван склад с порохом. А вот конница прет так, словно всадники посходили с ума. Бьем их нещадно, валим скопом, а они все лезут.

– Так, может, пора мне ударить по крымчакам?

– Нет, князь, их еще слишком много. Будем ужимать. Дойдет и до тебя очередь. У нас запасов немного осталось, и те тают на глазах.

– А почему наши на крыльях молчат?

– Ты это у Воротынского спроси.

– Ты прав.

Хворостинин отправил гонца к главному воеводе.

Тот скоро вернулся и доложил:

– Князь Воротынский наказал ждать и не задавать вопросов. Дескать, не ваше дело.

Тут пушки вдруг прекратили огонь.

Хворостинин бросился к Сугорскому.

– Почему, Захарий, перестали стрелять?

– Таков наказ Семена Коркодинова. Ему видней, что делать. Может, решил поберечь порох, заряды. Ты взгляни в бойницу, глянь, что на поле делается.

Князь посмотрел.

Саженях в пятидесяти от крепости возвышался вал из человеческих тел и битых коней. Небольшие отряды крымчаков пытались обойти его.

– Хорошо поработали пушкари, – проговорил Хворостинин. – А почему вы не бьете по задним рядам конницы?

– У нас пушки, а не мортиры. Мы навесной огонь вести не можем. А впрямую бить – это в мертвых попадать. Думаю, Семен специально дал передышку татарам, дабы они сумели пройти завал из убитых и раненых. Тогда ударим по ним.

– А если обойдут?

– Будем смотреть, что предпримет хан. Положение у него на данный момент незавидное. Но сил еще очень много. Раза в три больше наших.

– А в обход он пойти не может?

– Почему не может? Однако в дубравах, сам знаешь, наши полки, а глубже болота, река. Вот и думай, что получит хан, если решится на обход.

– Солнце подходит к зениту, а еще ничего не ясно.

– Почему ничего? Тысяч десять мы положили точно, да и пушек ханских сбили немало.

– Жарко, – сказал Хворостинин.

– Жарко позже будет. Пока тепло, князь.

Девлет-Гирей понял бессмысленность продвижения конницы, пожалел о том, что не предпринял попыток окружить гуляй-город, и отдал приказ на отход. Тысячи тел остались лежать недалеко от русской передвижной крепости. Наступила короткая передышка.