качественным определениям применимо… “больше” и “меньше”. Одно белое называется в большей степени и в меньшей степени белым, чем другое. Да и само это качество доступно увеличению (ἐπίδοσιν λαμβάνει): предмет, будучи белым, имеет возможность стать еще более белым. Однако это применимо не ко всем, но к значительному большинству качественных определений» (Категории, VIII 10b 26–29). Исключение составляют такие качества, как «треугольное» или «четырехугольное»: о конкретном треугольнике нельзя сказать, что он в большей степени «треугольник», чем какой-то другой. «Одним словом, – резюмирует свой анализ Аристотель, – если под понятие данной вещи не подходят оба [сопоставляемых с нею] предмета, тогда один не может быть назван [таковым] в большой степени, нежели другой. Не ко всем качественным определениям, значит, применимо “больше” и “меньше”» (там же, 11а 12–14). Но к качествам, о которых идет речь в качественном изменении, применимо. В главе девятой «Категорий» Аристотель говорит о действии и страдании, а мы знаем, что под качеством в контексте качественного изменения понимается как раз то, «в отношении чего предмет называют страдающим» или испытывающим страдание (Физика, V, 2, 226а 27–29). Эти качества доступны степени и отношению «больше – меньше». Например, говорит Аристотель, «возможно нагревать “что-нибудь” больше и меньше и быть нагреваемым больше и меньше» (Категория, IX, 11b 1–3).

Однако мы должны здесь сделать уточнение. Говоря о том, что если время и человек делимы и делимы сами по себе, а белое – нет, Аристотель не отрицает тем самым то, что один «предмет, будучи белым, имеет возможность стать еще более белым» (Категории, VIII, 10b 27). Анализируя текст «Категорий», мы видим, что на первый взгляд Аристотель как будто сомневается в применимости понятия степени (больше – меньше) к некоторым качествам, принадлежащим к расположениям или состояниям. Действительно, он говорит: «В самом деле, можно прийти в затруднение (усомниться), называется ли одна справедливость в большей и в меньшей степени справедливостью, чем другая: то же можно сказать и относительно других состояний (расположений)» (там же, 10b 30–33). Но Аристотель заключает, что «по крайней мере, к тому, о чем бывает речь на основе (в зависимости от) этих расположений, бесспорно применимо “больше” и “меньше”; один человек называется большим знатоком грамматики, чем другой, и так же – более справедливым и более здоровым, и то же имеет место и в других подобных случаях» (там же, 11b 2–5).

Итак, речь идет не о неделимости качеств, взятых самих по себе, а о том, что носитель качества может принимать его в большей или меньшей степени. Качества мыслятся Аристотелем неотделимыми от носителей, хотя в то же время он допускает относительную самостоятельность элементарных качеств ТХСВ. Понятие степени относится не к самим качествам, а к способности предметов принимать определенное качество, быть более белым или менее белым, чем другой предмет.

Так мы понимаем текст восьмой главы «Категорий». При таком понимании противоречия между «Категориями» и «Физикой» в этом отношении нет. Когда в «Физике» Аристотель говорит, что «человек и время делимы, а о белом речь иная» (VI, 5, 236b 5), то он имеет в виду не способность предметов быть более или менее белыми, чем другие, а то, что белое, само по себе взятое, неделимо, а человек и время – делимы. Трудность здесь отчасти порождена языком. Действительно, названия качеств служат одновременно и названиями предметов, обладающих этими качествами. В этом смысле качество также омонимично, что мы отметили выше относительно количества. Кроме того, понятие делимости предполагает понятие пространства: и человек, и время, поскольку они делимы, мыслятся как некоторое пространство. «Белое» же, поскольку оно не мыслится самостоятельно сущим, не мыслится пространственно: наличие степени у белых тел означает, что белое можно рассматривать как интенсивную, но не экстенсивную величину. Ссылка на предмет-носитель означает, что как интенсивно делимая величина качество мыслится лишь при посредстве такого предмета: само по себе оно недоступно интенсии и ремиссии (повышеию и уменьшению степени).

Еще более трудная апория возникает относительно непрерывности. Непрерывность – это, пожалуй, основная характеристика движения. Аристотель признает ее универсальный характер: «Так как всякое движение непрерывно, – говорит он, – то необходимо, чтобы и подлинно единое движение было непрерывным…» (Физика, V, 4, 228а 20–22). Конечно, не всякая сумма движений непрерывна, так как движения разного вида, например, качественное изменение и перемещение, не стыкуются между собой. Об этом мы уже говорили. Признание универсальности непрерывности как характеристики движения означает, что каждый вид движения – ведь он сам по себе един – является непрерывным, в том числе и качественное изменение. Однако Аристотель отрицает непрерывность качественного изменения со всей определенностью: «Утверждать непрерывность качественного изменения значит сильно противоречить очевидности…» (Физика, VIII, 253b 29). В чем же дело? Почему с такой недвусмысленностью качественное изменение опять выпадает из сферы применимости общих характеристик движения? Рассмотрим этот случай. В качественном движении нет абсолютной непрерывности, в нем возможны разрывы. Кстати отметим, что поскольку в качественном изменении есть разрывы, нарушения непрерывности, то в нем уже в силу этого есть и нарушение делимости: ведь, согласно Аристотелю, «непрерывное делимо до бесконечности» (там же, III, 1, 200b 20), а соответственно этому разрывность равносильна наличию неделимости. В третьей главе VIII книги «Физики» Аристотель сравнивает процесс качественного изменения с разрушением камня падающей по каплям водой. Эта модель – размывание камня водой – предполагает, что лишь определенное число капель отламывает кусочек камня и что меньшее число капель не разрушает его. Иначе говоря, существует минимальный порог в разрушении камня. Наличие порогового характера течения процессов Аристотель подчеркивает не раз, в частности при анализе процессов ощущения (см., например: Физика, VIII, 2, 245а 1–3).

Рассмотрев эту модель, Аристотель говорит: «То же относится и к качественному изменению, каково бы оно ни было: если изменяющееся делимо до бесконечности, это не означает, что делимо и качественное изменение, но оно часто происходит сразу, как, например, замерзание» (VIII, 3, 253b 24–25). Здесь Аристотель сравнивает пороговый процесс количественного изменения (убыль камня) с качественным изменением вообще и, в частности, с замерзанием. Вывод поэтому у Аристотеля такой: «Утверждать непрерывность качественного изменения значит сильно противоречить очевидности, так как качественное изменение идет в свою противоположность, а упомянутый выше камень не делается ни тверже, ни мягче» (там же, 29–32). Аристотель здесь противопоставляет качественное изменение количественному изменению: правда, они оба происходят с разрывом, но камень остается камнем, с прежними качествами, и поэтому разрыв относится только к кинетике процесса, а в случае качественного изменения разрыв означает скачкообразную, внезапную смену противоположностей, т. е. противоположных качеств (жидкое → твердое при замерзании).

Интересно отметить в связи с