– Матушка, осторожней, – донесся до Льота его тихий голос.

Орнелла вздрогнула. Но, увидев кивок юноши на слишком близкий огонь, разумно отступила от него и с нежной благодарностью улыбнулась сыну. Тот вновь занял свое место.

Льоту показалось, что кто-то закричал. Чуть ли не впервые в жизни ему стало трудно удерживать невозмутимое выражение лица. Молодой человек в форме учащегося на Феэркен-сене обладал того же оттенка светлыми волосами, что и его мать. И глаза у него были точно такие же. Рост не подкачал. И даже осанка, взгляд, гордо поднятый подбородок, то неуловимое достоинство, что всегда отличало эту женщину, – все, все было ее. И лишь знаки рода Нецкальских указывали на то, кто его второй родитель.

Примерно через четверть часа наступил небольшой перерыв в церемонии. Менялись жрицы, некоторые атрибуты священнодействия. Можно было наскоро перекусить.

Отряд Фарклайда ожидал его распоряжений.

– Тихо откланиваемся и уходим, – приказал он и уже начал поворачиваться, но его остановил чуть тянущий гласные голос Шерши:

– Не думаю, что это разумное решение, командир. – Интонации ужасно не понравились Льоту.

– Мне жаль, – бросил он в ответ. – Как выйдешь с территории храма, не забудь проверить, не ждут ли нас карнавцы.

– Непременно я так и сделаю, – с обманчивой покорностью согласился Ро. – Завтра.

– Сейчас, – в тоне старшего протектора зазвучал металл. Не было человека, который, услышав его, не спешил бы выполнить приказ Фарклайда. Но Шерши порой становился таким упрямым. Он лишь поднял правую бровь и вновь возразил:

– Не вижу смысла в нашем немедленном отбытии. Все равно утром нам придется возвращаться сюда, дабы узнать, что выяснили люди госпожи Нецкальской.

– И тем не менее я настаиваю на нашем уходе. Помимо всего остального нам нужно хотя бы выспаться.

Все остальные протекторы кидали на духовника негодующие взгляды. Как он может быть настолько черствым? Настолько неделикатным! Ро очень умело их не замечал.

– Не думаю, что в таком огромном храме не найдется для нас постелей, – повел он плечами. – Это куда предпочтительнее, чем искать ночлег в городе, до которого еще надо добраться. Нам также требуется ужин и ванна. Здесь это все под рукой.

– Шерши, – зло сверкнул глазами Шаи, – я знаю в городе отличное место, где все это нам предоставят в лучшем виде.

– Вот именно, Шерши, – поддержал его Гархаэт. – Что тут до города-то идти? А все эти хмыри не дадут нам нормально отдохнуть.

Духовник раздраженно взмахнул веером.

– Сделайте грозный вид, и никто к вам не подойдет. Команда на миссии! – и все в ужасе. – Ро остановил рукой открывшего было рот для продолжения дискуссии Фелла. – Ничего не хочу слышать. У нас серьезное дело. Нам необходима любая помощь, и я не собираюсь мчаться в ночи в какую-то неизвестную дыру из-за вашей прихоти. Мы остаемся здесь и набираемся сил. Храм в эту ночь пропитан энергией. И даже если мы просто отправимся сейчас спать, запас сил у нас восстановится с лихвой! Это и здоровье поправит, и энергию приведет в порядок. Вы же протекторы, должны знать, как сильна эта церемония!

– Но, Шерши!.. – Адъютант всем своим видом показывал обуревавшее его негодование. Ро же мог не знать о подоплеке желания Льота покинуть этот храм! Что за желание заставить других страдать?

– Хватит, Шаи, – тихо оборвал его Фарклайд. Слова явно давались ему с трудом. – Покинуть храм в такую ночь и правда неблагоразумно. Нарра добра, но мы тоже не должны слишком часто просить ее о помощи. Нынешняя церемония даст нам с избытком сил для служения нашей Богине. – Лицо мужчины казалось еще больше застывшим, если такое вообще возможно. – Предлагаю вернуться на свои места и постараться сделать, чтобы нынешние, – ему потребовалась пауза для вдоха, – усилия не прошли даром. Шерши, тебя это касается в первую очередь. – И в этой фразе всем послышалась неприкрытая угроза. Не нажил ли вредина Ро себе еще одного врага?

Думать обо всем этом оказалось на редкость неприятно. Протекторы нехотя повиновались, бросая на старшего духовника негодующие взгляды. Шерши же невозмутимо занял свое место по левую руку от Льота.

Когда на небе появилась вторая луна, сумерки давно уже покинули землю. Теперь за порогом храма танцевала красавица-ночь во всем своем летнем великолепии. Она знала, что ей недолго длиться, и старалась получить от этих колдовских часов все возможное наслаждение. Распевали цикады, распускались цветы, предпочитающие темноту солнцу. Звезды сияли все ярче на черном шелке небес.

В стенах же храма энергия все нарастала. Как и напряжение. Его чувствовали все. Будто невидимые путы, режущие душу словно тонкая натянутая леска живую плоть. Вместо легкости и радости присутствующие испытывали едкую горечь, столь сильную, что она чувствовалась на языке, словно кто-то добавил ее в ритуальные напитки. Тяжелое, болезненное, почти смирившееся с собственным существованием отчаяние давило на людей.

Больше всего Льот боялся, что, подняв глаза, увидит во взгляде главной жрицы вопрос: «Почему ты остался?» Отчего-то эта мысль почти полностью поглотила его. Но все же он был старшим протектором и сумел сконцентрироваться на самой церемонии, ее истинном смысле, пытаясь, по совету Шерши, напитаться силой.

Прошла пара часов. Уже близился рассвет, ощущаясь тревожащей манящей ноткой, вплетенной в колдовство чаровницы-ночи. И появилось что-то новое в атмосфере. Энергия все так же пропитывала храм, но стала чище, полнее, как река после дождя. На душе делалось легче, будто отпускала старая привычная боль. Одновременно появлялось какое-то понимание, ощущение мощи и гармонии. Сомнения и страхи выглядели такими нелепыми, и все казалось по плечу. Льоту всегда очень нравилось подчеркивать одно отличие Бога и Богини. Карнава говорил: «Я хочу гордиться вами», а Нарра: «Я горжусь вами». Маленькое, не всеми понимаемое различие. И хотя старший протектор втайне считал позицию Бога более толковой, побуждающей стремиться и добиваться, сегодня в этом храме Фарклайд, как никогда, был благодарен Госпоже за то, что она вот такая. В эти волшебные мгновения каждый из присутствующих особо остро чувствовал любовь Богини, ее поддержку и ее гордость за них. Добился ли ты многого или еще в пути, она понимала тебя, сопереживала твоему горю и твоей радости, и каждый знал, что она поддержит, поможет выстоять и все преодолеть.

В храм начали проникать первые лучи рассвета, и улыбки сами собой появлялись на лицах. Льот поднял глаза и в первый раз за последние несколько часов столкнулся взглядом с Орнеллой. Сейчас они не отвели взоров. И как-то все вдруг стало ясно.

Стоящая перед самым алтарем жрица из числа старших завела последнюю в этой церемонии молитву. Молодые девушки и юноши, среди которых был и сын Орнеллы, внесли в зал глубокие широкие чаши с вином. Стоило юным помощникам пройти мимо алтаря, как напиток вспыхивал желтым, совершенно не обжигающим пламенем. Несколько жриц приняли чаши из рук молодых людей и шагнули к нынешним почетным гостям и старшим из присутствующих жрецам. Все они сидели в первом ряду перед алтарем. Помощники же отправились со своей бесценной ношей дальше по проходу, передавая чаши остальным молящимся.