– Стой. Не иди туда, – хотел выкрикнуть Асмер, зная, что викария там поджидает лишь смерть. Только его никто не услышал.

Он был лишь гостем в чужом теле, в чужом блеклом воспоминании о городе. Размытым силуэтом, незаметным глазу, на чужой состарившейся от времени фотографии. Так что, как и положено зрителю, ему оставалось лишь молчаливо наблюдать за происходящем, стараясь уловить как можно больше сути.

Арне открыл дверь. Снова прислушался к тишине, стараясь затолкать поглубже чувство страха, что постепенно начинало заползать в мозг. Только это было бесполезно, ведь каждое усилие борьбы делало только хуже, будто кровь, пульсирующая в голове все быстрее и быстрее разносила по разуму частицы ужаса.

Асмер тоже чувствовал это. Чувствовал все, что происходило с телом, в гостях которого он невольно оказался. И сделать ничего не мог. Оставалось только ждать, пока пьеса достигнет кульминации, и под громкие и благодарные хлопки зала все действующие лица выйдут на поклон. Он знал – развязка близко, но не мог и предположить каким будет накал драматического действа, а также последующий за ним эндшпиль повествования.

Ужас внутри мозга усиливался с каждой ступенькой, что Арне преодолевал, поднимаясь на второй этаж. Викарий остро и ярко ощущал его, передавая страх Асмеру. Тот, конечно же, знал природу этого скверного чувства, знал, откуда исходил ужас, знал, что за существо является его источником. И чувствовал, что Арне мог бы его понять.

Руки викария дрожали, а ноги едва плелись по ступеням. В голове снова что-то зазвенело. Этот звон дезориентировал, и Асмер на мгновение перестал что-либо чувствовать, будто снова оказался в той темноте, из которой попал в воспоминание. Однако, через секунду это прошло.

В коридоре ни одна лампа не светила, но трясущуюся рука, медленно тянущаяся к ручке двери, была отчетливо различима. Щелкнул замок. На стене появилась тоненькая полоска света. Арне потянул ручку на себя.

Дверь открылась.

Асмер почувствовал, как викарий онемел, почувствовал, как страх внутри него достиг своего пика, как ужасно заболела голова. На глаза опустилась пелена тумана, но даже через нее он видел светлую, просторную комнату, видел платяной шкаф и кровать, видел стол, на котором стояла рамка с фотографией счастливой семьи. Само собой, Асмер запомнил ее совсем другой, и в таком виде – без крови на стенах и одетой в маску смерти головы, висящей на люстре, тут было довольно мило.

Было бы мило.

Посреди комнаты, скрючившись, лежало тело. Длинные светлые волосы почти полностью закрывали лицо женщины, оставив открытым лишь большой антрацитовый глаз, из которого тянулась тонкая струйка крови. Однако, Арне смотрел совсем не на жену, которая, судя по ее прерывистому и слабому дыханию, была жива. Он смотрел на зыбкую тень, что едва заметно мерцала рядом. Точно такая же была и в соборе, рядом с понтификом.

Когда свет лампы моргнул, Асмер понял. Длинный, полупрозрачный плащ и капюшон на лице были ему знакомы. Были знакомы высокие, тяжелые сапоги и ужас исходящий от темного силуэта.

Черная фигура прервала его размышления. Она наклонилась и, скрипнув плотной перчаткой подняла женщину за волосы. Арне глухо вздохнул, а затем, когда фигура подняла в его сторону лицо, скрытое капюшоном, схватился за голову и застонал от боли. И Асмер тоже почувствовал ее, ощутил тысячи игл, пронзающих мозг. Поднял, залитые кровью глаза и взглянул вверх.

Фигура отпустила Грету Кристенсен, с глухим стуком упавшую на пол, а затем сделала пару шагов в сторону Арне, что, скрючившись, дергался в конвульсиях. Из его глаз, ушей и рта текли струйки крови, а на голову словно что-то давило. Изнутри.

Фигура опустила на середину комнаты, прямо под красивой люстрой, бронзовый медальон, а затем почти вплотную подошла к Арне. Тот хотел что-то сказать, но единственное что выходило из его рта – кровавые пузыри. Черные перчатки потянулись к черному капюшону, а затем потянули его вниз. Вспышка боли.

Тьма.

Асмер не чувствовал ничего. Лишь где-то вдалеке что-то капало. Тяжелые капли набухали и, рассекая воздух, звонко в окружающей тишине ударялись о землю. Он направился на звук. Поплыл в плотной темноте.

Звук становился все громче и громче. Асмер явно был близко. Капля упала совсем рядом. Он обернулся. Темнота вдруг рассеялась.

Он увидел неровные, покрытые мхом стены. Ржавые, полусгнившие кандалы и наручники. Увидел пол, покрытый черепками и панцирями крупных насекомых. Это были катакомбы. Это была та самая тюрьма, через которую он совсем недавно проходил. Позади раздался тихий всхлип. Асмер обернулся.

На полу, сжавшись в комок сидела женщина со светлыми волосами. Грета Кристенсен. Она прижимала к себе двух, как две капли воды похожих друг на друга девочек. Все они дрожали, и нельзя было сказать: от страха или от холода.

В тишине послышались шаги тяжелых сапог. Через секунду из-за решетки вышла фигура, одетая в черное. Она молча подошла к женщине и девочкам. И так же молча схватила Грету за руку. Та тут же завопила.

– Стой…Стой. Прошу…Не надо.

– Великий ждет. Он голоден… – cказал глубокий голос, раздавшейся из ниоткуда.

– Не надо… – закричала женщина.

– Мама… – вторила ей одна из девочек, и крепко схватила мать за руку. Вторая близняшка словно ничего не слышала и не видела. Смотрела пустыми глазами вокруг.

Фигура невозмутимо дернула женщину и потащила куда-то вглубь катакомб.

– Амелия, – закричала она, не выпуская из рук вторую дочь. Она пыталась ухватиться за продолжающую отрешенно сидеть девочку, но у нее это не получилось.

Крики еще долго эхом раздавались в просторном каменном помещении, но постепенно становились все более и более глухими. А затем и вовсе затихли. Тогда на Асмера снова опустилась тьма.

Снова закапала вода…

…Кап.

Глухой стук капель раздался слева.

Кап.

Теперь справа.

Кап. Кап. Кап.

Со всех сторон падала вода. Асмер вдруг почувствовал запах дождя – запах мокрой травы и листвы, ощутил влажный воздух, приятно щекочущий лицо. Он открыл глаза.

Он был всем и не был ничем. Асмер не был человеком, но не был и духом. Он видел перед собой картину, отчетливую и полную, словно был ее непосредственным участником.

Шел дождь. Мелкий и назойливый, он капал маленькими каплями, размывая дорожки небольшой деревеньки на берегу озера. Крупные камни, которыми дорожки были уложены, совсем не спасали положение, ведь попадающая в прорехи между ними вода, вымывала оттуда грязь