Посол США Дэвид Фрэнсис, когда Джон Рид вместе с Луизой Брайант впервые появился в посольстве, был весьма осторожен при общении с ним. Они предъявили письмо федерального представителя из Нью-Йорка с просьбой оказать им необходимую помощь для ознакомления с социально-бытовыми условиями в Петрограде. У Фрэнсиса была хорошая возможность изучить содержимое украденного кошелька Джона Рида, который вскоре, словно по волшебству, «был возвращен» в консульство США (за минусом 500 рублей наличными), – возможно, это была кража «по заказу», чтобы проверить документы Джона Рида{825}. В любом случае, как только Дэвид Фрэнсис выяснил, что Рида «радушно принимают большевики, которым он, по всей видимости, сообщил о своем приезде», он стал держаться с ним настороже. «Естественно, я рассматривал господина Рида как подозрительную личность, я внимательно изучил его прошлое и следил за всеми его шагами», – вспоминал Дэвид Фрэнсис. Эти подозрения, похоже, подтвердились, когда несколько дней спустя Джон Рид оказался на массовом митинге, организованном в знак протеста против ареста в США русско-американского анархиста Александра Беркмана и предстоящего суда над ним по обвинению в заговоре{826} [97]. Лейтон Роджерс видел расклеенные по всему городу на рекламных щитах плакаты с призывами к митингам протеста против этого наказания «брата Беркмана капиталистической олигархией Соединенных Штатов». Джон Рид поддержал эти призывы к противоправным действиям, и этого было более чем достаточно, чтобы Дэвид Фрэнсис и его сотрудники серьезно обеспокоились{827}.

Вскоре после прибытия в Петроград Джон Рид сообщил своему старому другу, что у него «материала больше, чем можно обработать… Мы находимся в гуще событий, и, поверь мне, это просто захватывающе. Так много волнующих вещей, о чем можно было бы написать, что я даже не знаю, с чего начать». Петроград уже захватил его воображение, и Джон Рид писал своему другу: «Террор в Мексике бледнеет перед событиями здесь, масштабными, насыщенными, красочными». Как вспоминал его приятель Альберт Рис Вильямс, у Джона Рида была масса вопросов, он желал «увидеть и узнать все сразу», но был ограничен языковым барьером. Спустя какое-то время он решил эту проблему; с помощью своего переводчика (в этом качестве выступил Александр Гомберг) он освоил язык достаточно, чтобы понимать самое необходимое{828}. Альберт Рис Вильямс помог Джону Риду узнать город и познакомил его и Луизу Брайант со многими русскими – выводя их на прогулки по основным местам, связанным с недавними революционными событиями, описывая им демонстрации и беспорядки, свидетелем которых он сам стал в начале года, и обсуждая вместе с ними, чем теперь могла бы завершиться революция.

Джон Рид хотел знать, кто производил на массы более сильное впечатление: Ленин или Троцкий? Хотя он был убежденным и знающим социалистом, он ничего не знал о неуловимом лидере большевиков до того момента, пока американская пресса наконец не начала писать о Ленине после «июльского кризиса». Джон Рид, естественно, хотел встретиться с ним{829}. Альберт Рис Вильямс был уверен, что революционная Россия поможет Джону Риду достичь зрелости, как она помогла и ему самому: «Революция – это не то, с чем можно играться. Нельзя принять ее, а затем бросить. Это хватало тебя, встряхивало – и навсегда овладевало тобой». Большевики стремились добиться такой социальной справедливости, в которую верили оба американца, и они «были увлечены этой идеей больше, чем кто-либо другой». Они расценивали предстоявшую схватку как открытую классовую борьбу. «Никто не должен есть торт, когда все остальные едят хлеб», – призывал Альберт Рис Вильямс. Эти высокие идеалы были прекрасны – теоретически, на расстоянии; как вскоре окажется, революционная практика в Петрограде была совсем иной{830}.

Информация о подстрекательских высказываниях Джона Рида, предположившего, что если большевики захватят власть, то «первое, что они сделают, это выгонят все посольства и всех тех, кто связан с ними», позволила послу Дэвиду Фрэнсису заключить, что Джон Рид открыто поддерживал свержение правительства Керенского{831}. Как отмечал Джон Луи Фуллер, Джон Рид и Луиза Брайант уже предсказывали, «что через пару недель возникнут проблемы, когда Советы организуют здесь совместный митинг». На пути из Америки Джон Луи Фуллер «уже слышал, как они пророчествовали о многом, чего так и не случилось, так что, возможно, это также являлось их очередным ложным предостережением»{832}. Для большинства американцев, которые встречались в Петрограде с Джоном Ридом, поведение этого упрямого и откровенного соотечественника казалось провокационным. При этом они считали его политически зашоренным и даже глуповатым{833} [98]. Тем, кто уже много лет прожил в Петрограде, его политические взгляды казались весьма ограниченными и наивными. Для впечатлительных Джона Рида и Луизы Брайант поездка в Россию в значительной степени была политической авантюрой, возможностью стать свидетелями социалистического эксперимента в процессе его становления, но, приехав «на гребне контрреволюции», на завершающем этапе «мятежа» Корнилова, они вскоре в полной мере почувствовали, что российская столица находилась в политической и экономической блокаде{834}.