Через восемнадцать дней, после того как Сомерсет Моэм весьма осторожно поселился в Петрограде в гостинице «Европейская», в город прибыла новая пара американских журналистов. В отличие от своих прагматичных, опытных соотечественников Флоренс Харпер и Дональда Томпсона, которые приехали в феврале без всякой шумихи, харизматичный социалист и профессиональный бунтовщик Джон Рид и его жена, журналистка-феминистка Луиза Брайант, появились в Петрограде в ореоле своих «левых» взглядов, преисполненные возвышенных социалистических идеалов, что, безусловно, привлекло к ним всеобщее внимание.

Тридцатилетний Джон Рид родился в обеспеченной средней семье в Портленде (штат Орегон), во время учебы в Гарвардском университете участвовал в заседаниях Драматического клуба, был шутником и балагуром. Переехав после окончания учебы в нью-йоркский Гринвич-Виллидж, он стал заметной фигурой в среде богемного авангарда, работая репортером в радикальном нью-йоркском журнале “The Masses” («Массы»), где заслужил высокую репутацию за свои бескомпромиссные политические убеждения, освещение острых социальных проблем и защиту прав бедных слоев рабочего класса, а также за то, что являлся активным сторонником воинственного синдикалистского профсоюза «Индустриальные рабочие мира». В 1913 году во время Мексиканской революции он, находясь в лагере мятежного Панчо Вильи, публиковал оттуда яркие статьи, которые еще больше укрепили его репутацию. В 1914 году либеральный журнал “Metropolitan Magazine” направил Джона Рида репортером в Европу. Рид хотел попасть на Восточный фронт, но вместо этого летом 1915 года ему удалось приехать в Петроград, где он был на какое-то время задержан властями, и ему запретили работать в России в военной зоне. Вернувшись в Нью-Йорк, он продолжал публиковать пламенные статьи с критикой войны и участия в ней Америки{819}.

В декабре 1915 года Джон Рид встретил в Портленде Луизу Брайант, привлекательную журналистку с золотисто-каштановыми волосами, художницу-оформителя журнала мод из штата Невада, активистку движения за женские избирательные права. Вскоре после этого она оставила своего мужа-стоматолога и последовала за Джоном Ридом в Нью-Йорк, где они в ноябре следующего года, после ее развода, поженились. После начала Февральской революции Джон Рид был готов поехать в Россию, чтобы следить там за событиями, однако лишь в августе 1917 года ему удалось собрать деньги на эту поездку в качестве репортера журнала “The Masses” и другого социалистического еженедельника, “New York Call”. Брайант поехала вместе с ним: Джону удалось добиться для нее аккредитации в качестве репортера журнала “Metropolitan Magazine” и корпорации «Белл». В 1917 году основные средства массовой информации еще не были готовы признать за женщинами право быть военными корреспондентами, поэтому формально задача Брайант заключалась в том, чтобы писать о России «с женской точки зрения»{820}.

Скудный бюджет не позволял чете Ридов рассчитывать на петроградские гостиницы. Они поселились в насквозь промерзшей съемной квартире по адресу: улица Троицкая, дом 23 (спать там приходилось в пальто). Джон Рид и Луиза Брайант очень хотели повстречаться с Арно Дош-Флеро, за сообщениями которого из Петрограда они следили с 1916 года, и вскоре они смогли пообщаться с ним и с его коллегами, американскими социалистами и журналистами Бесси Битти и Альбертом Рисом Вильямсом (бывшим священником Конгрегационалистской церкви, которого Джон Рид знал по Гринвич-Виллидж), находившимися в Петрограде с июня 1917 года и обеспечившими их полезными знакомствами (не говоря уже о переводчике), в том числе с Александром Гомбергом[95].

Позже статьи Джона Рида об Октябрьской революции станут эталоном репортажа очевидца событий о революционной России, но в сентябре 1917 года Джон оказался в этом кипящем политическом котле без знания языка, без знания культуры и политики страны, без каких-либо личных контактов в правительстве, обществе или революционном движении. Эти недостатки он в полной мере искупал нахальством, напористостью, обаянием, писательским мастерством и журналистским чутьем. Этого вполне хватало для написания захватывающих репортажей. Он почувствовал, что надвигающиеся исторические события позволят ему построить прекрасную журналистскую карьеру. Единомышленники Джона Рида – Луиза Брайант, Бесси Битти и Альберт Рис Вильямс – объединили свои усилия, чтобы рассказать о России со своей точки зрения, с позиции социалистов, как бунтовщики и «товарищи», полные решимости «почувствовать свою силу, с которой сняли кандалы», и надеявшиеся стать свидетелями «зари нового мира»{821}.

Задержавшись на целую неделю в Галифаксе (Канада) и в Стокгольме, Джон Рид и Луиза Брайант провели в пути почти месяц, прежде чем прибыли наконец, запыленные и измученные, в Петроград. Они отплыли из города Хобокен (штат Нью-Джерси) в столицу Норвегии Кристианию[96] на датском пароходе «Соединенные Штаты» 17 августа 1917 года (по новому стилю). Большинство из находившихся на борту были скандинавами, но было и несколько американских бизнесменов, а также группа еврейских эмигрантов, возвращавшихся в Россию, чтобы жить (как они надеялись) наконец-то свободными людьми. Со своей палубы первого класса Луиза могла слышать, как они в каютах на палубе ниже распевали революционные песни{822}.

Среди американских пассажиров была группа из семи молодых выпускников университетов, которые недавно были приняты на работу в Государственный муниципальный банк Нью-Йорка и должны были присоединиться к Лейтону Роджерсу, Честеру Свиннертону и другим служащим в Петроградском филиале этого банка, чтобы обеспечить возможность перевода некоторых сотрудников в Москву. Двадцатитрехлетний стажер Джон Луи Фуллер из города Индианаполиса был одним из них. Он никогда раньше не был за границей и наслаждался приятной компанией с Джоном Ридом и Луизой Брайант в поезде, следовавшем из Кристиании в Петроград. В ходе поездки они «постоянно вели» политические споры{823}. Всех встревожила масштабная кража багажа, случившаяся после того, как солдаты ссадили их с поезда на станции Белоостров, последней остановке перед Финляндским вокзалом в Петрограде. Пассажиры горевали по поводу потери «предметов туалета, рубашек, носков, воротничков, бритв», которые были конфискованы как предполагаемая «контрабанда». Хуже того, «у Джона Рида пропала бо́льшая часть его вещей, в том числе его письма-аккредитивы», которые находились в бумажнике (он также был украден). Луиза Брайант чувствовала себя униженной, когда «была вынуждена раздеться в ходе обыска»{824}.