– Можно я закрою дверь? – спросил он.

– Зачем?

– Ну… То, что я скажу… То, что я собираюсь сказать… Не для посторонних ушей. Просекаешь? Не хотелось бы, чтобы Ксюха услышала, дело несколько щепетильное…

– Ну, закрой, – хмыкнув, разрешила Ольга. – Только без глупостей. Стрелять я умею.

Альбинос кивнул, неторопливо прошел к двери, плотно закрыл ее и, вернувшись на прежнее место, заговорил:

– Короче, тут дело такое… Щепетильное, как я и сказал… У меня с Катькой кое-что было. И по большому счету это «кое-что» длится до сих пор. Ксюха об этом не знает, но… Мне кажется, что догадывается, стерва… В общем, мы с Катюхой встречаемся время от времени… и того… этого… «Чих-пых», короче… Ну, ты поняла.

– Да, я догадливая, – кивнула Ольга. – Давай ближе к делу. Без «чих-пыхов».

– А Катюха не пострадает? – на всякий случай уточнил Толик.

– Процентов на девяносто.

– Ну, это нормально… – Ответ вполне удовлетворил сутенера. – А то уж я начал беспокоиться за нее. Последние дни Катька вела себя странно. Крайне странно. Она… Ну, типа, стала отдаляться от меня, что ли. А сегодня звонила вся в слезах, умоляла о встрече… И тут – ты. Я ведь тоже не дурак, сложил два и два. Это из-за тебя все? Все ее нервяки?

– Скорее всего, – отрешенно бросила Старовойтова. – И что ты ей ответил?

– Насчет чего?

– Насчет встречи, о которой она тебя умоляла.

– Ну, я согласился, конечно. – Толик осторожно покосился в сторону двери, проверяя, не появилась ли на пороге Ксюша. – Сказал, что приду сегодня в «Арманьяк», и мы обязательно поговорим.

– Куда придешь?

– В «Арманьяк». Это бар такой, где Катюха трудится последнюю пару месяцев после того, как… как ей пришлось уйти отсюда. Дела вроде бы ничего идут… Клиентуру наладила… Многие ее там уже знают. Да и ценник Катюха не задирает.

– Она там постоянно?

– В смысле, круглосуточно? Нет. На хрена? Катюха стабильно приходит к восьми вечера. И этого вполне хватает. До рассвета успевает обслужить от пяти до шести клиентов. Ну, раз на раз не приходится, конечно… Это я имею в виду хорошую смену… Но сейчас не о том. Она попросила прийти, и я приду, тоже к восьми.

– Не придешь, – покачала головой Старовойтова. – Вместо тебя приду я. А ты в это время сиди здесь и не высовывайся. Усек? И смотри не вздумай предупредить ее, иначе никакого договора между нами не будет. И денег не получишь, и заведение свое в целости не сохранишь.

– Это я уже понял, – грустно опустил глаза Толик. – Все будет тип-топ, дамочка. На меня можно положиться. А куда мне потом приходить за бабками?

– Никуда. Я сама тебя найду. Главное, не дергайся. – Ольга поднялась на ноги, взяла со стола пистолет, вынула из него обойму и, сунув ее в карман собственной куртки, висевшей на спинке стула, начала неспешно одеваться. Толик следил за этим действом, не отрывая глаз. – Ну, чего вылупился? Давай рассказывай.

– Что рассказывать? – нервно сглотнул альбинос.

– О том, как мне найти этот «Арманьяк». Адрес давай. Или нарисуй схему, что ли.

– Я нарисую. Откуда мне знать адрес? Я же не справочное бюро. Бумага есть? Хотя ладно, не надо. – Он достал из нагрудного кармана пиджака шариковую ручку, взял полупустую бутылку мартини, отколупал ногтем этикетку и развернул ее к себе чистой стороной. – Смотри. Тут несложно найти будет.

Старовойтова накинула на плечи куртку и приблизилась к Толику…

Глава 6

– Пусти! Ты дикий совсем, что ли? Чего кидаешься, будто целый год бабы не видел?

Невысокая полненькая дамочка, похожая на колобка-переростка, с белыми длинными волосами, облаченная в совершенно не соответствующие ни ее возрасту, ни ее комплекции голубые лосины и розовую кофточку с рюшечками, легонько хлопнула Пластинина по покатому плечу и высвободилась из его объятий.

– Я соскучился, Полиночка.

– И что? Сразу кидаться? – Даже в состоянии покоя голос Полины был высоким и визгливым, что вызывало недовольство Пластинина. – Хоть пальто бы снял.

Мужчина не заставил себя упрашивать дважды. Порывисто сбросив с себя темно-коричневое пальто с острыми треугольными краями воротника, он швырнул его на пол рядом с широкой двуспальной кроватью и тут же вновь потянулся руками к Полине. Сграбастал ее в объятия. Женщина по инерции продолжала отбиваться, но уже не так яростно.

– Да хватит уже!

– Ну, один поцелуй! Дай мне свои губы, пончик!

– Сам ты пончик! – оскорбилась Полина. – Пусти, говорю! Мне это надоело, Артур! Ты прямо как животное какое-то! Приходишь и сразу тащишь меня в койку. Без всяких прелюдий.

– А какие прелюдии тебе нужны? – Пластинин нахмурился, но все же отпустил женщину. Быстро распустил галстук на шее и, бросив его поверх пальто, принялся расстегивать рубашку.

– Не знаю. Прояви фантазию! – Полина неожиданно рассмеялась. Так же громко, высоко и неприятно. – Поговорить там… Или еще чего… Хотя бы…

– Поговорить? – Пластинин споткнулся на третьей по счету пуговице. Из расстегнутого ворота рубашки рванулись на свободу густые курчавые волосы. – О чем?

– О чем? – язвительно переспросила она. – По-твоему выходит, что со мной и поговорить не о чем? Какая же ты все-таки сволочь, Артур!

– Чего это я сволочь?

– Ну, не знаю. Ведешь себя как сволочь. И как похотливое животное. Говорил, что с женой разведешься, например. – Полина села на кровать с разобранной смятой постелью и закинула ногу на ногу. Лосины еще теснее стянули ее широкие бедра. – Когда был такой разговор, Артур? Не припомнишь? Больше года назад? А? С тех пор мы с тобой только регулярно трахаемся, а воз с твоей женой и ныне там…

– Ты опять? – печально протянул Пластинин. – Чего ты каждый раз одну и ту же песню заводишь? Самой не надоело, пончик?