— Куда? — осведомился Антон.

— Катрин к себе на службу, а я в контору, — объяснил безутешный Валентин. — Буду там предаваться неприятным размышлениям и глотать брэнди со слезою пополам. Нет, дитя, скажи, почему мне так омерзительно на душе? Пошел бы я лучше в разбойники, оно весело, народно и прибыльно.

— Отче, не убивайся ты так безутешно, — заволновалась я. — Ну ее к Богу в рай эту Америку, видали мы ее…

— Нет, дитя, не утешай, — на Валентина нашел стих. — Я буду страдать горделиво, тем более, что причины неясны мне самому. В этом есть шик. Мне гадостно до крайности и требуется залить горящую душу. Одно только и остается, позвать твоего бывшего друга Сережу и с ним за бутылкой оплакать твое поведение, покаяться ему, что аз, гнусный толкнул бедняжку косвенным образом в пучину порока, и зарыдать у него на плече скупой мужской слезой.

Я слушала дурацкие излияния, и они странным образом находили отклик в собственном душевном состоянии. Что-то произошло с нами не совсем хорошее, но мы никак не могли понять, что же именно.

— Нет, ты послушай, дитя, внимательно, меня активно гложут зловещие предчувствия, — толковал между тем Валентин. — Вот смотри: мы с тобой чуть не поссорились, а из-за чего — абсолютно непонятно. Вот письмо не написалось к проклятой девке, и с того все пошло кувырком. А теперь заказчик говорит, что ни-ни, низя письмо, надо спросить лично-персонально или вообще ну ее к черту. А так складненько получалось. Дернул ее черт уехать так далеко. Ладно, дитя, не бери в голову, у тебя хоть утешение нашлось, или я неправ?

— Отче Валентино, ты, друг мой, скатился на самые глубины пошлости, но я склонна тебя простить. Хочешь на полминуты зайдем к нам в контору? Тебя девушки сразу развеселят.

— О, прекрасные литературные гурии и гейши? Благодарю, мне тебя хватает с лихвой. Иди с миром к себе в бумагомарательную, общайся с поэтами, а я пойду ковырять свою грязную ниву. Кстати, анализ вышел для твоего психа Муратова, позвать его, или ждать, пока востребует?

— Ой, Отче, ты мне дал идею. У этого психа жена — девушка высшего класса, слово чести. Она по секрету от мужа просила звякнуть ей, когда анализ получится. Если хочешь умереть и не встать, позвони ей и назначь встречу, посмотреть и то стоит. Зовут Викторией, вот телефон тети, просила искать через нее. Сообщи про анализ, про мужа спроси. Глядишь, и станет тебе веселее.

— Ну, дитя, ты падаешь морально все ниже и ниже. Уже сводничать начала. А за совет спасибо. Анализ вообще-то странный получился, по секрету скажу. Фармацевт говорил ученые слова про летальные побочные действия, не для свободного употребления, упоминал стационар. Скоро все там будем, сдается мне. Но девушку твою повидаю.

— А псих Муратов тебя пристукнет, чего я и добиваюсь коварно. Пока, дорогой, привет домашним дамам!

— И тебе того же, во всяком случае не хуже, — неопределенно пожелал Отче, когда Антон разворачивал «Волгу» у подъезда «Факела».

Остаток рабочего дня я провела за «Домиком деревянным», можно сказать, не поднимая головы.

Ни одной живой души в отделе прозы не оказалось, Ванда и та куда-то уехала с ребенком. Временами даже делалось жутковато. Тем не менее я мужественно отсидела вахту и покинула пустой отдел лишь за полчаса до конца присутствия.

В метро я развлекалась мыслью относительно времени появления Гарика, пока не спросила себя: почему я так уверена, что он придет? Ну и что же, что собирался, мог передумать, дела могли появиться, мало ли что… От утра до раннего вечера вдруг разверзлась пропасть — утром густо наплывала фантазия, а к сумеркам могла вернуться реальная жизнь, в которой ничего подобного не случается. Домой я прибежала почти бегом. Окна мои были открыты, и сиреневые занавески медленно колыхались на ветру. К себе на третий этаж я влетела по лестнице, даже лифта дожидаться не стала.

«Первый раз я прихожу в эту квартиру — не в пустую» — подумала я у двери.

Сегодня в прихожей горела лампа, а под вешалкой стоял кожаный кейс.

«С ума сойти, умереть и не встать», — произнесла я про себя заклинательные мантры, пока бросала сумку у двери и надевала тапочки. В комнате на диване лежала незнакомая книга обложкой вверх. Гарик оказался на кухне.

— Я тебя не слышал, Катюш, — сказал он просто. — Тут чайник свистел, музыка по радио, концерт. Давай ужинать. Ты, наверное, устала. Я звонил в издательство днем, девушка сказала, что у тебя авторы.

Единственно в целях не разреветься, я произнесла сдавленно.

— Да, авторы — это бич! Некоторые почти наверняка смертельны… Добрый вечер, Гарик.

За ужином я добросовестно рассказала Гарику об авторе Лёне — хорошем, и об авторе Абрикосове — отрицательном. Одну Лёнину повесть Гарик читал в журнале «Юность» и мог принять участие в обсуждении. Не исключается вариант, что через много лет он будет вспоминать наш роман именно из-за литературного оттенка. Жаль, что лично я редактор, а не поэтесса, оно было бы изысканнее. Однако ничто не помешает ему присочинить для вящей приятности.

— У меня для тебя есть новости, — сказал Гарик, когда я кончила порицать Абрикосова. — Как в анекдоте, одна хорошая и одна плохая. Плохая — мне придется поехать в Ереван на несколько дней, надеюсь, не очень скоро, на той неделе. Сурен попросил. А хорошая — это нам от Сурена, пойдем посмотрим.

Я сразу догадалась, что прислал с Гариком Сурен — вид коробок порядком намозолил мне глаза, но смущал адрес.

— Почему нам? — спросила я, пока Гарик распаковывал и ставил на журнальный стол одинокий лаптоп. — Наверное, он имел в виду поделить, но мне не надо вознаграждений, я говорила. Это явно лишнее. Отдай Сурену обратно или возьми себе, пригодится в работе.

Гарик стал туманно возражать, поэтому я не удержалась и прибавила в духе Отче Валентина.

— Я уже ставила всех в известность, что румынский офицер денег не берет.

Когда Гарик не понял, пришлось напомнить ему старый анекдот. У румынского офицера спросили по выходе из борделя: «Офицер, а деньги?» Соответственно, воин ответил, что румынский офицер денег не берет.

Если воспитанный Гарик был покороблен цинизмом, то уязвленных чувств никак не выдал. Терпеливо, как будто я на сей раз оказалась душевно нестабильным автором, он разъяснил.

— Сурен в тебе очень сомневался. Он думал, что ты или связана с теми, кто убил курьера и охотился за грузом, и везешь нас в западню (но потом думал так уже меньше), или, извини, что ты попросишь большой выкуп. У них определенные деловые правила. Сурен собирался отдать тебе один компьютер — считал что справедливая цена. С грузом (но это самый большой секрет) — несколько сложнее, чем я тебе говорил. Дело не в самих компьютерах, хотя и они недешевые: последняя японская модель, запрещенная к продаже в некоторые страны. К тому же новое программное обеспечение, такого здесь еще нету, можно состояние заработать, если уметь. Но и это не все. Гоняются не за лаптопами, а за информацией, и застрелят кого угодно без колебания. Это куча денег и горы оружия. Информация записана в одном из лаптопов, на харддрайве — насчет того, где и как покупать оружие, адреса заводов и воинских частей. Понимаешь, есть такой централизованный список оружейных складов и военного снаряжения. (Гарик слегка увлекся своей причастностью и стал выкладывать лишние подробности, по крайней мере, мне так показалось. Зачем мне знать, по каким прайс-листам подпольные торговцы оружием выбирают товар и откуда листочки берутся? Меньше знаешь — дольше живешь, но прерывать Гарика не хотелось, поэтому я слушала.) В недрах Пентагона (ну вот, уже возник зловещий Пентагон, а что дальше?) нашелся план детального размещения всяческого вооружения на территории бывшего СССР. По всем бывшим республикам оружие оказалось вроде бы чужое, почти бесхозное, ну да это неважно.