– Вот капитан «Каймана», – сказал моряк, – как видите, он явился вовремя.

– Да, вижу! – сказал молодой Марсиаль, с любопытством рассматривая капитана.

Так как этот человек должен играть важную роль в нашем рассказе, мы в нескольких словах набросаем его портрет. Это был в полном смысле слова морской волк. Он больше походил на тюленя, чем на человека. Хотя ему было по крайней мере лет пятьдесят, выглядел он не старше сорока. Низкорослый, но крепкий и сильный, с загорелым лицом, имевшим почти кирпичный оттенок. Его серые глаза были живыми и выразительными. Физиономия, умная, хотя и суровая, дышала смелостью и спокойной неустрашимостью человека, привыкшего много лет бороться с опасностями, в каком бы виде они ни являлись. На нем красовался камзол из толстого синего сукна, обшитый галунами того же цвета, только несколько светлее. Концы его галстука украшали серебряные кисти. Жилет был серый, затканный цветами. Коричневые панталоны с такими же галунами, что и на камзоле, шелковые чулки и башмаки с серебряными пряжками также были дорогими и новыми. Черная бархатная шапка с образком Богоматери на тулье покрывала голову капитана. Широкий кожаный пояс, за который были заткнуты два пистолета, стягивал его стан. Таков был внешний вид человека, который, заметив приезжих, небрежно направился к ним, куря маленькую трубку.

– А вот и ты, – весело приветствовал он матроса, – и кто ж это с тобой?

– Капитан Дрейф, – отвечал Агуир, – я привез нового товарища, о котором говорил вам вчера.

– Ага! – воскликнул капитан, разглядывая молодого человека. – Ладный малый и, кажется, крепкий… Как тебя зовут, приятель?

– Марсиаль, капитан, – ответил молодой человек с почтительным поклоном.

– Хорошее имя, ей-богу! Ты баск?

– Так точно, капитан.

– И тебя прибило к этому берегу?

– Да, капитан. Вот уже два года лавирую я в этих водах и не могу дождаться попутного ветра, чтобы выбраться отсюда.

– Хорошо, хорошо, мы тебя выведем, будь спокоен. Агуир мне сказал, что ты хороший матрос.

– Вот уже семнадцать лет, как я хожу в море, капитан, а мне еще нет и двадцати трех.

– Гм! Ты должен знать свое дело, когда так… Тебе известно, кто мы?

– Известно, капитан.

– И не боишься поступить на наше судно?

– Напротив, я очень этого хочу.

– Хорошо. Думаю, из тебя что-нибудь получится.

– Я надеюсь.

– Есть у тебя оружие и порох?

– У меня есть все, что нужно.

– Я должен предупредить тебя об одном: на суше мы все равны, на судне – нет. Присягнув, мы должны покоряться. У нас только одно наказание.

– Какое?

– Смерть. Чтобы избежать повторения проступка. Агуир, которого я знаю давно, поручился за тебя. Измена с твоей стороны убьет не только тебя, но также и его. У нас кто поручился, тот и расплачивается. Поэтому подумай хорошенько, ты еще волен отказаться, если наши условия покажутся тебе слишком тяжкими. Когда дашь слово, будет уже поздно.

– Я согласен, – ответил Марсиаль твердым голосом.

– Хорошо, но ты молод, я не хочу ловить тебя на слове. Будь сегодня вечером, в семь, на бригантине и постарайся до того закончить все свои дела. Ты прочтешь договор и, если после этого захочешь примкнуть к нам, будешь вторым лейтенантом.

– Все мои дела закончены, капитан. У меня нет необходимости возвращаться в Веракрус. Агуир может привезти мне мой сундук и мое оружие.

– Ты мне нравишься. Стало быть, мы можем отправляться.

Они сели в лодку и через несколько минут поплыли к бригантине.

Сердце молодого человека сжалось, и нервный трепет пробежал по его телу, когда он ступил на корабль, где должен был жить среди людей, которых ему представили хищными зверями, пригодными только для убийств и грабежа, не имеющими ни веры, ни законов, ни отчизны.

В ту же ночь «Кайман» вышел в открытое море, увозя на своем борту лейтенанта Марсиаля и боцмана Агуира, двух новых членов команды. Капитан Дрейф взял курс на Санто-Доминго. Крейсерство кончилось, и «Кайман» возвращался в Пор-де-Пе.

Когда флибустьеры во главе с Филиппом выскочили из гостиницы, страшное зрелище заставило их с испугом отступить. Во всю ширь горизонта небо казалось огненной скатертью, беспрерывно перерезаемой зеленоватыми зигзагами молний. Гром гремел безостановочно страшными раскатами, дождь лил как из ведра. Море, побелевшее от пены, билось о берег с оглушительным ревом. Ветер с бешенством завывал, заставляя дома трещать, срывая с них крыши, вырывая с корнями деревья и вертя их, как былинки. Лошади и скот выбегали из разрушенных конюшен и риг. Ураган, приближавшийся с утра, наконец разразился с непреодолимой силой и яростью.

Собравшиеся на берегу бесстрашные авантюристы теперь, однако, чувствовали настоящую панику. Укрываясь за скалами, они не находили в себе мужества бороться со стихийным бедствием, обрушившимся на город и угрожавшим разрушить его. Усугубляя и без того ужасное зрелище, свет и мрак сменяли друг друга с такой быстротой, что невозможно было ничего различить вокруг. Самые близкие предметы внезапно исчезали, потом вновь появлялись, но очертания их были искажены потоками дождя, и даже расстояние от предмета до предмета невозможно было определить на глаз. Словом, повсюду царил страшный разрушительный хаос, в котором смешались море, небо и земля.

Когда прошла первая минута замешательства, Филипп вместе с Питрианом и Пьером Леграном подбежал к толпе авантюристов. Уговорами и угрозами он сумел собрать вокруг себя человек пятьдесят. Вдохновленные его примером, они поклялись повиноваться ему во всем, что он прикажет сделать во имя общего спасения.

Как ни велика была опасность, которой подвергались люди на земле, она ничего не значила в сравнении с опасностью, грозившей судну, в темноте несущемуся прямо к берегу. Оно уже несколько раз палило из пушек, призывая на помощь. И Филипп решил спасти гибнущее судно, чего бы это ни стоило.

– Друзья! – закричал он. – Одно из наших судов погибает, наши братья подвергаются смертельной опасности. Неужели мы дадим им умереть и даже не попытаемся их спасти?

– Нет! Нет!.. – закричали в один голос Береговые братья. – Мы спасем их!

– Но прежде узнаем, где судно, – отвечал Филипп. – Следуйте за мной.

Они приблизились к самому краю берега, насколько позволяли бешеные волны. Затем Филипп приказал дать залп из всех имевшихся ружей одновременно. Почти тотчас на море блеснула вспышка, после которой до берега долетел звук выстрела.