– Они забрали свои наладонники, Салах! – встретила его на пороге Таонга. Она смотрела на него расширившимися глазами, её подведённые фиолетовым губы дрожали не то от гнева, не то от страха, – они пришли вдвоём, эта беломазая дрянь и Джайда с ней, и сначала говорили, а потом она наставила на меня «тычок» и…

Бара наик. Вот и отдохнул.

– Подожди, не торопись, – Салах устало поднял руку, – давай присядем. Расскажи мне по порядку. Хотя стоп… где печка? Сначала сделаю чай.

Семь бед – один ответ.

– Значит всё решено? – отстучал он осторожно и вытер пот со лба. Жарко, конечно, но почему-то кажется, что потеет он не от этого. Судорожно оглянувшись по сторонам, он на секунду подумал, что стены его кабинета так близко, они давят на него, и он здесь как в тюремной камере. Хотя, дай Аллах чтобы другой тюремной камеры он никогда не знал!

Снова глянув на экран наладонника, он увидел, что по нему скользит из стороны в сторону нарисованный калам – человек с той стороны что-то писал. Наконец, строки высветились.

– Дураки из Мадины и правда решили устроить на Острове небольшой инкилаб[5]. Мы пока знаем не всё, конечно, но главное есть. Они организовали всё то дерьмо, в котором вы там купаетесь. И остановили сообщение между Магрибом и Аль Джазирой. И отправили своих гонцов на ту сторону моря. Теперь мы можем это доказать.

– Зачем? – он глубоко вздохнул, подумав, что тут всё ещё хуже, чем он предполагал.

Они хотят вплести сюда и Союз обновления – страны, с которыми у Халифата оборваны все связи. Интересно, идёт ли речь о Франции?

– Затем, что они мешают жить нам, вам, всем. Давай без лишних вопросов, рафик.

– Я спрашивал, зачем они отправили своих людей за море? – внезапно он почувствовал себя лишним. Как посредник, чьё дело сделано, и который теперь может только отойти в сторону, чтобы не мешать почтенным людям праздновать удачную сделку.

– Аллах ведает. Явно не для чего-то хорошего. Но нас это не интересует. Смотри, роис, ты сейчас сидишь тихо и смотришь, что происходит в Марсале. Как ведут себя люди, какие проповеди задвигают уличные дервиши и имамы в мечетях, что пишется в новостях. И главное – как ведут себя «хори» и все прочие, кого они навели на Марсалу. Сам мне не пишешь никуда. Я с тобой свяжусь позже, ты расскажешь, какие новости.

– А что с этим дружком Таонги? Абдул-Кадером?

– Мавр сделал своё дело – мавр может уйти.

Собеседник вышел из разговора, и пару секунд спустя окошко самоуничтожилось. Осторожен.

«Мавр сделал своё дело – мавр может уйти» – он, вроде бы, слышал эти слова. Но откуда они и что значат?

– Вот так, – пальцы Замиль танцевали по экрану, она вспоминала забытое чувство, – теперь, когда мы будем с кем-то говорить, нас не подслушают. Видишь метёлочку в правом углу экрана? Она всё счистит.

Последние слова относились к Джайде. Та сидела рядом и кивала, глядя на манипуляции Замиль округлившимися глазами. Для неё, и наладонник-то получившей в свои руки только в доме Зарият, всё это, должно быть, выглядело волшебством.

– Допустим, – кивнул Стефано. Он перешёл на родной язык в общении с ней и лишь иногда бросал короткие реплики в сторону на арабском, поясняя Джайде, что происходит, – хотя я бы не был так уверен. «Хори» хитрые и в этих штучках разбираются – не сравнить с нами. Но не сработают ли эти «метёлки» и для тех, кто решит выйти с нами на связь? Вдруг человек не успеет записать контакты, он ведь тоже нас потом не найдёт.

– Найдёт, – уверенно сказала Замиль.

– Как?

А вот если бы она ещё знала работу тёмной стороны Зеркала так же хорошо, как пыталась это показать. Всё, что они делали, было чистой импровизацией, собственно, так было с того момента, как она подключила шнур для сброса данных к наладоннику обкурившегося шейха. Пока что это не привело ни к чему хорошему, и с чего бы считать, что дальше будет лучше? Замиль одолевали сомнения, и только мысль, что, если ничего не делать, она застрянет в этой жуткой африканской дыре, придавала ей решимости.

К Стефано они пошли вместе с Джайдой – рыбак успел по-своему привязаться к малийке, хотя Замиль никак не могла понять, спят они уже вместе или нет. Но и не это сейчас важно. На неё он сначала смотрел подозрительно, но она смогла рассеять его сомнения, как могла. Перейдя на итальянский с сочным сицилийским привкусом – это оказалось неожиданно приятно – она раскрыла перед ним душу даже больше, чем намеревалась. В конце концов, так ли уж они отличались? Оба – обломки прежней, довоенной жизни, встроенные в лицемерно-фанатичный мир нового Халифата, оба втайне его ненавидели, оба тосковали по миру, который навсегда ушёл. Она рассказала Стефано о том, что украла у шейхов, о заговоре, зревшем на Острове, о желании шейхов умыть его кровью и плеснуть масла на вяло тлевшие угли Газавата. И видела, как это его взволновало. Сидя вокруг крошечного столика в его такой же крошечной комнатке, они разработали план и спустя два дня начали претворять его в жизнь.

Отобрать свои наладонники у Салаха, дождавшись, пока он уйдёт, оказалось самой простой частью плана. Как и тайком перенести свои вещи на катер Стефано, стоявший на приколе в рыбацком порту Херглы. А вот дальше…

– Если мы знаем, что и взрыв в Марсале, и всё остальное в вилайете загодя готовилось этими ублюдками, то можем просто вбросить эти данные в Зеркало, – сказал Стефано, – такое не может остаться без последствий. Закрытие портов разрушает экономику и по эту сторону моря, и по ту. Много людей недовольны, даже магрибцы. Кроме того, они организовали взрыв в Марсале, да и прочее тоже. Если все об этом узнают…

– Мы уже говорили, – прервала его Замиль, – про взрыв в том, что я скопировала, нет ничего. Мы можем подозревать, но это не доказательство. Нет, мы выставим это на продажу. На тёмной стороне Зеркала должен найтись покупатель.

– А если не найдётся? Если всё начнётся раньше, чем мы успеем это продать?