к стене, прижимая его к себе. Он целует меня крепко, жадно, и я открываю ему рот, как распустившийся цветок, изголодавшийся по солнечному свету.

Я целую его в ответ так же жадно, удивляясь своему желанию, мои пальцы сжимаются в кулаки в его волосах. Он прижимает меня к себе, мои бедра обхватывают его бедра, так что моя голова наклоняется к нему, и на секунду я замираю, глядя на него сверху вниз, ошеломленная обнаженным желанием на его лице. Я беру его лицо в свои руки и целую его открытый рот так глубоко и медленно, что у меня болит все тело.

Его руки проникают под рубашку, скольжение его кожи по моей настолько чувственно, что по мне пробегают мурашки. Его пальцы находят изгиб моей груди, напряженный бутон сосков. С жестокой ухмылкой он сжимает пальцы на них, вызывая у меня тоненький хриплый крик.

— Кто-нибудь еще здесь?

Далекий голос возвращает меня к реальности так же уверенно, как если бы меня бросили в ледяную воду. Я отталкиваю Эвана от себя, чуть не задушив его воротником рубашки, и мы с силой отталкиваемся друг от друга.

Где-то на нижнем этаже открывается дверь, и раздаются шаги. Я поспешно поправляю джемпер и перегибаюсь через балюстраду, чтобы увидеть мистера Эклза, охранника кампуса. Я поднимаю голову, все еще задыхаясь от поцелуев Эвана, но Эван ни на секунду не отводит от меня взгляда. Его грудь быстро поднимается и опускается, щеки раскраснелись, взгляд опасный.

— Я просто убираю свои книги, мистер Эклз! — восклицаю я, в моем голосе звучит нотка отчаяния.

Глаза Эвана темнеют, и он снова делает шаг ко мне. Я отталкиваю его и убегаю. Я пробегаю весь путь от библиотеки до общежития девочек, как последняя девушка из фильма ужасов, и сразу же направляюсь в душ.

Когда я, наконец, забираюсь в постель, у меня загорается телефон.

Я так чертовски сильно хочу тебя. Просто чтобы ты знала, ты будешь виновата, если я завтра провалю экзамен.

Я зарываю свое пылающее лицо в подушку и делаю несколько глубоких вдохов, прежде чем взять трубку.

Думаю, будет лучше, если мы будем держаться подальше друг от друга, пока не закончатся экзамены. Я бы не хотела, чтобы ты проваливал каждый экзамен. Спокойной ночи.

Затем я засовываю телефон под подушку и засыпаю, хотя прекрасно знаю, что проснусь гораздо более уставшей, чем сейчас.

* * *

После сдачи первого экзамена я впадаю в некий высокофункциональный режим паники, когда все вокруг обостряется и становится более напряженным. Каждый последующий экзамен — это шок для организма. Сон становится не более чем просто длительным периодом закрывания глаз.

Вторая работа по английской литературе — мой последний экзамен. К этому моменту я нахожусь на чистом адреналине, поэтому, когда в ночь перед экзаменом Эван появляется из-за книжной полки и направляется к моему столу на верхнем этаже библиотеки, я смотрю на него, нахмурившись самым воинственным образом.

— Уходи.

Он поднимает блестящий экземпляр "Доводы Рассудка" Джейн Остин и, держа его как щит, осторожными шагами приближается ко мне.

— Ты готовишься к экзамену по литературе?"

— А что мне еще делать?

Он откладывает книгу на стол и придвигает стул ко мне. — Позволь, я буду пересматривать вместе с тобой.

— Ни в коем случае.

Он замирает на полпути, усаживаясь, и делает мне худшую попытку сделать щенячьи глаза. — Серьезно?

Я испустил глубокий, напряженный вздох. — Отлично. Садись. Если ты упомянешь хоть одну вещь, не относящуюся к книге “Доводы рассудка”, я вышвырну тебя из библиотеки навсегда. Не думай, что я этого не сделаю.

— Я знаю, что не стоит не принимать всерьез твои угрозы, — говорит он, поспешно садясь и доставая из сумки потрепанную тетрадь.

Я отвожу глаза, испытывая отвращение от того, как явно плохо обращались с его книгой и записями. Через некоторое время мы начинаем обмениваться вопросами и конспектами, предварительно проверяя друг друга и отмечая те места, которые нам обоим нужно пересмотреть. Мы работаем молча, когда Эван нарушает тишину

— Чего я не понимаю, — говорит он, нахмурившись над своим экземпляром "Доводы рассудка", — так это почему она просто не скажет Уэнтворт о своих чувствах.

Я поднимаю глаза от своих записей и поднимаю на него брови. — Как она могла? Подумай об этом. Это ее вина, что она его отпустила, ее вина, что она слушала не тех людей, ее вина, что она отказалась от того, чего хотела.

— Ну, она действительно чертова идиотка, — пробормотал Эван.

Тем не менее, он делает заметку о том, что я ему только что сказал. Я беру свою книгу, смотрю на него поверх страниц и наблюдаю за тем, как он пишет.

— Почему? — спрашиваю я наконец.

Он поднимает глаза и горестно вздыхает, словно превратившись в живое воплощение самой Энн Эллиот.

— Потому что она потратила все это время зря, абсолютно зря. Все то время, которое она тратит на страдания, она могла бы быть с ним. Но она просто разрушила все для себя, а потом была слишком парализована своей ошибкой, чтобы что-то с этим сделать.

Я положила книгу на место. — Не слишком ли ты строг к ней? Она была молода, и она облажалась. Это случилось. И что? Она должна расплачиваться за эту ошибку всю оставшуюся жизнь?

Он вдруг поднял голову, нахмурился. — Разве не это ты заставляешь меня делать?

— Ты не Энн Эллиот.

— Я знаю, что нет. Она слишком легко принимает поражение. Не знаю, заметила ли ты, но я готов бороться за то, чего хочу, даже когда шансы против меня.

Мое сердце бьется слишком быстро для разговора о книге Джейн Остин, от которого этот разговор стремительно удаляется. Я вздыхаю и снова опускаю взгляд на книгу.

— Не ругай Энн, — говорю я ему, немного более спокойно. — В конце концов, она получает то, что хочет.

Эван, похоже, тоже смирился, потому что провел рукой по волосам и пробормотал: — Только потому, что Уэнтуорт достаточно добр, чтобы простить ее.

Я украдкой смотрю на него, но его взгляд прикован к страницам книги. Я колеблюсь, потом говорю: — Да, но… я сомневаюсь, что Уэнтуорт простил бы ее, если бы не был влюблен в нее по уши все это время, даже когда был зол на нее.

Эван резко поднимает голову и смотрит на меня. Я смотрю на него в ответ, медленно моргая. Его глаза сужаются.

— Я не понимаю, — тихо говорит он. — Мы все еще говорим о книге или о нас?

— Нас нет.

— Верно. Верно,