еще двое гостей. Молодой англичанин и старый дедушка. Кто бы мог подумать?

Она повернулась, чтобы посмотреть на Камиллу, растянутую на пыточном агрегате и беспомощную.

— Ты так прекрасна в таком положении. Я уверена, что этот человек думает так же. — Она обратилась к остальным по-итальянски: — Меня зовет мой брат. Подождите, пока я не вернусь, это ненадолго.

Она посмотрела на Лоренцо, который стоял, прислонившись к стене и зажимая рот рукой. Его глаза были налиты кровью и затуманены, и, казалось, он вот-вот потеряет сознание от ударов рослого англичанина.

— С тобой все в порядке?

— Да, госпожа, — ответил он, но голос был искажен.

— Ты сможешь продолжать?

— Смогу.

— Поднимись со мной и прополощи рот. Я пришлю кого-нибудь вместо тебя. Присмотри за ним, Греко. — Она посмотрела на рослого англичанина в кресле и приняла решение. Ее губы скривились. — Я даю тебе разрешение вонзить в него шипы.

Она сама хотела растерзать на мелкие кусочки именно мерзкую охотницу на ведьм. Мужчина же не представлял для нее никакого интереса. Просто очередной кусок мяса. Она хотела услышать, как чертова охотница кричит.

— Да, госпожа, — откликнулся наемник, но остался стоять по стойке «смирно», пока Венера, Лоренцо и экономка поднимались по лестнице.

У Хадсона голова шла кругом.

Мэтью и Профессор приехали? Сюда?

В голове у него начало проясняться, но он старался держать ее так, словно оставался без чувств. Человек-волк стоял примерно в пятнадцати футах от него, у стойки. Греко вернулся к стулу. Он отложил меч в сторону и двумя руками затянул ремень на левом запястье Хадсона.

Они уже вышли за дверь?

Хадсон больше не мог ждать. Он знал, что должен сделать, и понимал, что у него есть максимум три секунды. Он издал стон, чтобы подчеркнуть свое беспомощное положение.

Греко начал затягивать ремень. Нужно было действовать прямо сейчас.

Глава двадцать четвертая

Несомненно, это была самая дорогая масляная лампа в мире. И, вероятно, самая ценная, потому что без ее света, освещавшего карту в руке Профессора, отыскать дорогу в темноте было бы попросту невозможно. По мнению Мэтью, эта лампа стоила гораздо больше, чем та дополнительная золотая монета, которую он заплатил за нее хозяину парома.

На дороге, которую нарисовал Менегетти, Мэтью пустил лошадей галопом. Пыль поднималась вокруг копыт, гонимая сильным ветром, точно призраки, восставшие из могил, чтобы понаблюдать за удивительным зрелищем в мире живых. Время играло не на руку Мэтью, но лошади пожилой пары, похоже не были привычны к такому темпу. В особенности, они не привыкли пробегать разом столько миль подряд. Приходилось пускать их галопом на короткие промежутки времени и менять темп, поскольку загонять лошадей не хотелось. Мэтью думал — и надеялся, — что им с Профессором, Хадсоном и Камиллой еще понадобится энергия этих животных для обратной дороги.

Если, конечно, Хадсон и Камилла еще живы.

И если Мэтью и Профессор переживут следующие несколько часов.

Разум Мэтью не уставал повторять, что, по всем признакам, это был не очень хороший план.

— Я хочу знать, — обратился Мэтью к Профессору, перекрикивая ветер, — почему вы вернулись.

Фэлл некоторое время молчал, и Мэтью уже подумал, что он не собирается отвечать, но Профессор сунул руку в карман и вытащил что-то, зажатое в кулаке. Он раскрыл ладонь, и в свете лампы Мэтью увидел лежащее на ней маленькое темно-серое распятие, чуть больше трех дюймов в длину.

— Железное, — сказал Фэлл. — Я понял, почему ты спросил священника, есть ли у него такое.

Мэтью кивнул.

— Через два дома от конторы Менегетти был магазин, где продавались предметы религиозного культа, — пожал плечами Фэлл. — Я решил, что, возможно, и вправду кое-чем тебе обязан.

— Но у вас не было с собой денег. Как вы его получили?

Фэлл снова пожал плечами.

— Я торопился. Украл самое маленькое, что смог достать. — Он убрал распятие обратно в карман. — Да, оно маленькое, но железное. Я подумал, что, если зеркало найдется, нам, возможно, захочется быть, так сказать, при оружии.

— Нам? — переспросил Мэтью.

— Как я уже сказал, я кое-чем тебе обязан. Но не по тем причинам, по которым ты думаешь. Я в долгу перед тобой за то, что ты уничтожил все мои ценности.

— Что?

— Именно так, — кивнул Фэлл. — Дело в том, что все ценное для меня прежнего отравляло меня. В Альгеро, когда я подумал, что поиски зеркала потеряли смысл, я осознал: тот, кем я был, мертв для меня. О, нет, он не исчез, он все еще где-то внутри, но я отринул его, как отринул мысль вернуть моего Темплтона из мертвых.

Ему было явно непросто вспоминать о прошлом. Он помедлил, снова изучая карту, прежде чем продолжить.

— В тот далекий день я совершил ошибку, не оказавшись рядом с сыном, и потерял его. Я потерял жену… ребенка… все, к чему стремился. Самого себя. Я был в ярости на весь этот мир, Мэтью. На самом деле, для меня ни богатство, ни власть не имели большого смысла. Дело было лишь в том, чтобы нанести ответный удар. Ты понимаешь?

— Кажется, да, — ответил Мэтью.

— Тогда ты понимаешь и то, почему я тебе обязан. Я знаю, что мои поступки никогда не будут забыты. Например, убийство Ричарда Герральда. А также создание «Белого Бархата» и целая вереница убийств и интриг. Кровавая карточка с моим отпечатком говорила сама за себя.

— О чем она говорила? — спросил Мэтью.

— О том, что в конце концов я не оставлю в этом мире ничего, кроме памяти о разложении. А еще о том, что я мог бы стать ученым, человеком истинной ценности. Я мог совершать открытия и приносить реальную пользу и удовольствие себе и другим. Но этого никогда не будет. Думаешь, мне жаль себя? Нет. Мне жаль профессора Дантона Идриса Фэлла — создание тени, лишенной сущности. — Он вновь склонил голову к карте. — Кажется, нам осталось около четырех миль.

Прошло еще несколько минут, прежде чем Фэлл заговорил снова.

— Я хочу, чтобы ты знал: если это место — именно такое змеиное логово, каким мы его считаем, ему придется появиться еще раз. Ему придется предложить сделку с двумя целями: вытащить Хадсона и Камиллу, если они еще живы, и вытащить нас