Как показал Бернард Шоу в пьесе об эмансипированной женщине-корреспондентке, преданной делу освобождения женщин: эмансипация женщин — это ведь главным образом освобождение самих женщин — или все-таки кого-то другого{211}? Левые теоретики в общем склонялись к тому, что эмансипация женщины будет осуществляться путем востребования обществом ее способностей и развития ее интересов, которые они призывали поощрять; хотя умеренные социалисты (вроде «ревизионистов» в Германии) выступали в защиту домашнего очага и семейных связей. Как бы то ни было, но проблему сочетания эмансипации с материнством оказалось не так-то легко решить.

Многие эмансипированные женщины из среднего класса (возможно, даже большинство таких), избравшие в то время своей целью карьеру в мире мужчин, добивались успеха ценой отказа от детей, замужества, а часто (как в Британии) — и путем фактического целибата. Это было не просто проявлением инстинктивной враждебности к мужчинам, вызванной чувством женского превосходства над существами «грубого пола», что было свойственно некоторым ретивым суфражисткам из англосаксонских стран. Не было это и следствием демографической ситуации, когда избыток женщин (например, в Британии их было на 1,3 млн больше, чем мужчин, в 1911 г.) стал причиной невозможности замужества для многих из них. Для большинства работавших женщин замужество было желанной перспективой, позволявшей оставить работу школьной учительницы или конторской служащей чуть ли не в день свадьбы, даже не дожидаясь удобного момента. Причина же одиночества работавших женщин была связана с реальными трудностями сочетания двух дел: работы и семьи, выполнять которые в то время можно было, только получая помощь со стороны или имея другие дополнительные ресурсы. Если же помощи не было, то приходилось поступать так, как, например, сделала рабочая-феминистка Амалия Рибей-Сейдл (1876–1952), которая, чтобы родить и растить трех детей (вместе с мужем), оставила на пять лет (1895–1900) свой многолетний пост активистки Австрийской Социалистической партии; или как Берта Филпотс-Ньюволл (1877–1932), выдающийся историк (незаслуженно забытая в наше время), которая уволилась из колледжа «Гиртон» в 1925 году, чтобы ухаживать за отцом (что по современным меркам кажется необычным): «Я почувствовала, что он во мне нуждается, и я решила уйти»{212}{213}. Так что карьера стоила немалых жертв, и женщины, выбиравшие этот путь, подобно, например, Розе Люксембург, прекрасно понимали, какую цену им придется заплатить за свой выбор, и все же шли на это{214}.

Как же изменилось положение женщин за 50 лет, окончившихся в 1914 году? Мы будем говорить не о количественной, а о качественной оценке перемен в жизни многих (возможно, большинства) женщин, живших в городах индустриальных западных стран, для которых перемены были существенными (или даже драматическими, как для женщин среднего класса, составлявших меньшинство). (Напомним еще раз, что эти женщины, все вместе, составляли только небольшую долю всего женского населения.) Уместно воспользоваться простым и ясным свидетельством одной из участниц движения за равноправие женщин, Мэри Уоллстонкрафт, подтвердившей, что за эти годы произошел настоящий прорыв в деле доступа женщин к профессиям и рабочим местам, бывшим раньше монополией мужчин, существовавшей иногда даже вопреки здравому смыслу и только в угоду буржуазным условностям, когда, например, гинеколог-мужчина доказывал особую непригодность женщин к работе врача по женским болезням. К 1914 году немногим женщинам удалось преодолеть этот барьер, но в общем путь уже существовал и был доступен. Женщины добились успехов в своей долгой борьбе за гражданские права, общим символом которых было право голоса, и, несмотря на все трудности, уже приблизились к полной победе в этой области. Вопреки всем предсказаниям скептиков, звучавшим до 1914 года, уже менее чем через 10 лет женщины впервые приняли участие в выборах общегосударственного масштаба в Австрии, Чехословакии, Дании, Германии, Ирландии, в Нидерландах, Норвегии, Польше, России, Швеции, Великобритании и в США. В Европе того времени женщины не получили право голоса только в странах латинской культуры, включая Францию; а также в Венгрии; в большинстве отсталых стран Восточной и Юго-Восточной Европы и в Швейцарии. Совершенно очевидно, что эта замечательная победа была достигнута в результате борьбы, происходившей в конце XIX века. Что же касается вопроса равноправия с мужчинами (в юридическом отношении), то здесь, несмотря на ликвидацию самых вопиющих несправедливостей, общий итог был не таким благоприятным для женщин. Так же не было достигнуто особых успехов и в вопросе о равной оплате за равный труд (по сравнению с мужчинами). За очень редкими исключениями, женщины получали намного меньше мужчин за выполнение одинаковой работы, а сугубо «женские» работы вообще оплачивались плохо.

Все же можно сказать, что столетие спустя после времен Наполеона права мужчин, завоеванные в ходе Французской революции, распространились и на женщин. Женщины вот-вот должны были получить равные гражданские права с мужчинами; перед ними (хотя и с трудом, и не в полной мере) открылись возможности получения профессии и проявления личных способностей. Конечно, в ретроспективе, с позиций нашего времени, видна ограниченность этих успехов, как это было и с правами мужчин в их первоначальном виде. Успехи обнадеживали, но не удовлетворяли большинство женщин, остававшихся в зависимости от бедности и связанных семьей.

Хотя для женщин процветавшего среднего класса (замужних и незамужних) прогресс эмансипации был неоспорим (в отличие от женщин из мелкой буржуазии, новой и старой, и из нижнего слоя среднего класса), но он принес с собой и одну важную проблему. Это была проблема сохранения женственности в мире, устроенном для мужчин; женственности, которая была не просто вынужденной ролью, навязанной им мужчинами, а частью их самих, и была обращена в сферу семьи, домашнего хозяйства и личных связей — и вот пришла эмансипация, открывавшая выход из этой сферы, — но куда? Или, говоря иначе: как могли женщины, оставаясь верными своей природе, работать и соревноваться в обществе, приспособленном для мужчин, т. е. для людей другого пола?

На этот вопрос, пожалуй, нет общего и постоянного ответа, поскольку он по-новому встает перед каждым поколением, обращающимся к проблеме положения женщин в обществе. Так что ответ (или набор ответов) может быть удовлетворительным только в конкретных исторических условиях. Теперь можно поинтересоваться, каким был ответ первых поколений западных женщин, принадлежавших к городской цивилизации и вступивших в эру эмансипации. Здесь нам многое известно о жизни передового отряда женщин, проявивших себя в политике и в культуре; но вот об остальных, не проявивших себя и не прославившихся, мы знаем мало. Известно, например, что женская мода, распространившаяся в эмансипированных кругах общества после первой мировой войны, усвоившая идеи, рожденные в «авангардной» среде в период до 1914 года (т. е. в среде артистической богемы больших городов), содержала два разных элемента. Первый состоял