его лице также и к светлейшей республике выразились, между прочим, в пожалованных ему подарках: ему было пожаловано сорок соболей в 180 рублей и пара в 40 рублей — по размерам такая же награда, которой удостоился канцлер граф Кинский[590].

Итак, украшенные цветами и столь обильно уставленные великолепными блюдами столы в дворянских усадьбах по дороге в Венецию напрасно прождали своих гостей. 30 июля/9 августа стало в Венеции окончательно известно, что царь уехал в Московию и были отданы распоряжения об отмене всех приготовлений к его приему. «Эти господа, — писал от 30 июля/9 августа в Рим апостолический нунций в Венеции Кузано, — поражены удивлением, получив это известие, и приказали прекратить все приготовления, которые до нынешнего дня продолжались в ожидании царя. Я могу сказать вашему преосвященству, что произведены до настоящего часа значительные расходы как на приспособления в тех местах, через которые он должен был проехать, где держались наготове лошади, экипажи, помещения и другое, так и на значительные приготовления, которые делались. Так, между прочим, арсенал был приведен в самый прекрасный вид, какого только можно было желать, с значительными издержками на многочисленные всякого рода произведенные там работы с увеличением числа рабочих». В Венецию уже успели проникнуть, как узнаем из того же донесения Кузано, частные письма из Москвы от 17/27 июня, в которых сообщались верные известия о причинах отмены поездки: дела в Москве идут не очень хорошо, вновь поднялись стрельцы, из которых четыре тысячи идут к столице, но, впрочем, против них выслано несколько тысяч пеших и конных солдат в надежде, что они приведут их в повиновение. «И отсюда, как догадываются, произошло сначала замедление, а потом решение об отъезде царя, чтобы восстановить порядок в своих владениях». Венецианские власти были сильно раздосадованы неудачей, расстроившимся визитом царя, который был им лестен. «Нельзя представить себе, — заканчивает свое донесение Кузано, — чувства здешних господ вследствие происшедшей перемены, не только из-за брошенных расходов, но и потому, что уже распространилась молва о таком визите, который показывал уважение царя к светлейшей республике»[591].

XLIII. Путь через Моравию и Польшу

Обещав Ромодановскому явиться в Москву так скоро, как там и не думают, Петр начал путь из Вены с чрезвычайной быстротой, можно сказать, мчался, побуждаемый стремлением быть скорей дома. Выехав в половине четвертого пополудни 19 июля и направившись из Вены по дороге на город Брюни, он к утру 20 июля сделал уже 56 верст, а в следующие два дня проезжал за сутки с утра 20 июля до утра 21-го — 18 миль, или 126 верст, а за сутки с утра 21 июля до утра 22-го — 16 миль, или 112 верст, делая остановки только для смены лошадей и для еды, не останавливаясь для ночлега, ночуя в экипаже. «Юрнал» отмечает, по обыкновению, города и деревни, через которые шла дорога. Проследим эти отметки. 19 июля к вечеру миновали деревню Волкерсдорф (Wolkersdorf) в 28 верстах от Вены, где переменили лошадей; проехали затем ночью деревни, обозначенные в «Юрнале» именами Налдершторф и Кецыхшторф. Утром 20 июля проезжали через городок Никольсбург (Nicolsburg), принадлежавший князю Дитрихштейну[592], далее, миновав деревню Пурлиц (Pohorlitz), прибыли в столицу Моравии Брюнн, расположенный в красивой равнине у подножия горы Шпильберг с цитаделью на ней. Здесь, по отметке «Юрнала», останавливались, вероятно, на самое короткое время, для обеда — «кушали». Помчавшись далее и сделав от Брюнна 28 верст, перед вечером достигли городка Вишау. «Ров кругом его обнесен частоколом, а само местечко стенами; за городом имеется монастырь отцов капуцинов. В числе прочих зданий приличной архитектуры заслуживают осмотра замок и приходская церковь со своей часовней. Городок подчинен духовной и светской юрисдикции Ольмютцского епископата» — так описал городок Вишау в своем дневнике Корб, секретарь отправлявшегося в 1698 г. в Москву цесарского посольства Гвариента, проезжавший через Вишау 6/16 января того года[593]. В ночь на 21 июля проехали через города Просниц (Prossnitz) и Ольмютц (в «Юр-нале» — Аалминь?). Ольмютц — второй по значению город Моравии, одна из важнейших австрийских крепостей, в Тридцатилетнюю войну попадавшая в шведские руки, и, вероятно, крепость, происходи путешествие при нормальных условиях, привлекла бы к себе внимание царя; но теперь Петру было не до осмотров даже и того, что его всего более интересовало. Не останавливаясь в Ольмютце и несясь далее, он утром 21 июля миновал город Штернберг (Sternberg), откуда путешественники вступили в область Судетских гор. «Отсель, — отмечает „Юр-нал“, — были великие горы каменные и дорога худа». Несмотря на подъем, на то, что дорога пошла горным кряжем и была худа, скорость поездки именно за этот день, 21 июля, как мы уже видели, достигла максимальных пределов — 126 верст. Остановка для обеда была сделана в городе Гофф в горах: «Здесь кушали… и отсель были такие ж горы мили с две». Следующими пунктами на пути 21 июля были Троппау (в «Юрнале» — Трупан), вечером город Ратибор (Ratibor) на реке Одере, не оправившийся от постигшего его пожара, судя по отметке «Юр-нала»: «весь выгорел». В ночь на 22 июля проехали деревню Радиуч (Rauden?). Поутру 22 июля были в городке Глейвиц (Gleiwitz); вечером прибыли в Тарновиц (Tarnowitz). Темп скачки, продолжавшейся 60 часов, уменьшился. За этот день, 22 июля, с утра было сделано всего 6 миль — 42 версты, и здесь, в Тарновице, впервые после трех суток езды царь со спутниками расположился на ночлег[594]. Воспользовавшись остановкой в Тарно-вице, Петр Лефорт отправил отсюда к родным в Женеву письмо, в котором извиняется, что за скоростью пути может написать всего несколько строк с сообщением о добром здоровье всех едущих и с выражением сожаления, что так скоро пришлось покинуть Вену[595].

Между тем оказалось, что быстрота решения Петра отказаться от поездки в Венецию и поспешность, с которой он летел домой, были совершенно напрасными. Как раз 22 июля в Вену пришли из Москвы письма с успокоительными известиями о том, что стрелецкий мятеж подавлен и часть виновных бунтовщиков предана казни, а другие после следствия посажены под караул. «Июля в 22 день, — читаем в „Статейном списке“ Возницына, — пришла почта, отпущенная с Москвы июня 24-го числа, на которой присланы писма, что бунтовщики стрельцы пойманы и казнены, а иные по розыском посажены за караул»[596]. Возницын тотчас же отправил эти письма вдогонку за Петром с состоявшими при нем толмачами Франциском и Станиславом Войцеховскими. Отнесись Петр к первоначальному известию