его иезуит Карл Маврикий Вота в своем донесении в Рим кардиналу Спаде описывает подробно торжественную встречу и прием короля в Замостье владетельницей этого места вдовствующей княгиней Замойской и данные ею в честь короля обед и бал в ее замке, а затем сообщает и о встрече государей в Раве. «Его величество, — пишет он, — будучи приглашен владетельницей Замостья, прибывшей днем раньше, посетил ее в ее городке Шебречине, прибыл на следующий день, 7-го текущего месяца (28 июля), в сказанный городок и замок Замостье. Отряд конной гвардии этой госпожи со многими кавалерами и знатными ее двора и всеми начальниками города при оружии выехали встретить короля и приветствовать его за пол-лье оттуда. Вся артиллерия и все мушкетеры гарнизона стреляли при въезде его величества. Сама владетельница встретила короля у дверей церкви, где митрофорный декан со всем клиром приветствовал длинной речью короля, который пожелал, чтобы я ответил от его имени, что я и сделал. После мессы и молебна его величество вошел в замок при возобновившейся пальбе изо всех пушек и при трубах. Был королевский обед, и его величество сидел один под балдахином на возвышении в три ступени. Служила ему, подавая чашу, сказанная владетельница, которая все время отказывалась сидеть с королем, но желала стоять на ногах и служить его величеству со своими фрейлинами. За другими столами сидели в той же самой комнате и чисто по-королевски угощались герцог Саксонский, епископ di Giavarino (?), герцог Вюртембергский и все мы прочие. Эта госпожа время от времени подходила от трона предложить бокал сказанным князьям и всем до последнего из их свиты, бывшим в огромнейшем числе. Изобилие блюд и самых изысканных вин было невероятное. Во всех комнатах этого большого дворца кушали и пили при звуках музыкальных инструментов и артиллерии, и господа саксонцы узнaют, каково великолепие польских господ, хотя бы и приватных. После обеда его величество сделал прогулку пешком по всему валу, посетил арсенал и осмотрел каждую пушку, которые здесь в большом числе.

Ужин был столь же блестящ и в таком же виде. Бал продолжался всю ночь. Все войско расположено было много дней во владениях этой госпожи, и о людях и о лошадях хорошо позаботились. На следующий день войско прибыло в Томашово, другой город этой госпожи, которая действительно показала свое собственное великолепие, соединенное со скромным и важным благодушием, достойным античной римской матроны. В субботу 9-го текущего месяца (т. е. августа, 30 июля ст. ст.), — читаем далее в письме Воты, — его величество прибыл в Раву, и тотчас же явился сюда посланный дворянин с известием о предстоящем в тот же день прибытии московского царя, выехавшего несколько дней тому назад из Кракова и сопровождаемого полковником с сотней королевских драгун, данных ему генералом Бозе… При таком неожиданном известии — предполагалось по соглашению с московским резидентом, что царь проедет через Варшаву — король приказал все устроить для приема царского величества, насколько дозволяли свойство места и внезапность. Но напрасно его величество ожидал всю ночь. Царь прибыл только на следующее утро 31 июля/10 августа в час обеда. Без встречи и без формальных церемоний, по его желанию, он был отведен в свое помещение, и спустя короткое время король сделал ему визит»[604].

XLIV. Свидание Петра с Августом II Польским в Раве и Томашове

Так «na wielkie nieszczes’ie Rzeczy pospolitéy naszej», по выражению польского дееписателя царствования Августа II[605], началось личное знакомство Петра с союзником, кандидатуру которого на престол он так поддерживал, к которому заочно питал большую симпатию, к семье и к любовнице которого проявил такое внимание в Дрездене. Личное знакомство только увеличило эту симпатию. Петр увидел перед собой высокого, стройного, необыкновенно приветливого и жизнерадостного молодого человека. Августу II (р. 1670) было тогда 28 лет, следовательно, он был почти ровесник Петру, которому было 26. Как и Петр, он обладал богатырским телосложением. Будучи чрезвычайно крепкого здоровья от природы, он развил свои физические силы разного рода гимнастическими и рыцарскими упражнениями и так же, как и царь, легко и свободно разгибал подкову и свертывал в трубку металлическую тарелку, почему ему и давались прозвища Сильный (Der Starke) и Железная Рука. Красавец собой, он был обворожителен в манерах и обращении. В юные годы, и в этом он также походил на Петра, он много путешествовал по Европе, жил в Париже, видел блеск Версальского двора Людовика XIV, побывал также в Мадриде и Лиссабоне, в Венеции и Флоренции. Но, ездя по Европе беззаботным принцем, которому и не предстояло занимать престола, так как он был вторым сыном курфюрста Саксонского, он брал от поездок не то, чего искал от путешествия Петр, тогда уже государь, чувствовавший ответственность. Если Петра влекла к путешествию жажда знания, если его интересовала прозаическая, деловая, черная сторона чужой жизни, ее темные корни: военное и морское дело, промышленность, техника, то Августа манили к себе цветы этой жизни, ее удовольствия и радости, и он радостно срывал эти цветы. В Мадриде он принимал участие в бое быков, восхищая испанцев своей силой и ловкостью и привлекая сердца испанок; в Венеции предавался шумным удовольствиям карнавала, везде утоляя ненасытную чувственность, которой он отличался, предпринимая любовные интриги и похождения, и вел распутнейший образ жизни. Это была натура, постоянно поддающаяся увлечениям. Неожиданно для себя, вследствие преждевременной смерти старшего брата, заняв саксонский престол, он мечтал о военной славе, о таких же военных лаврах, какими были увенчаны его современники Макс-Эммануил Баварский и Людвиг-Вильгельм Баденский, и выхлопотал себе командование над императорской армией, действовавшей в Венгрии, к которой он присоединил свой саксонский корпус в 8000 человек. Но в двух походах 1695 и 1696 гг., сопровождавшихся чрезмерно большими потерями, он не обнаружил особенных военных дарований, каждый раз опаздывая явиться со своими войсками туда, где появление его требовалось стратегическими соображениями, и выпуская из своих рук турок. Увлечение военными подвигами сменилось у него другим планом: приобрести польскую корону — это такое же стремление, с каким носился в те годы и в котором также преуспел его современник и сосед Фридрих III Бранденбургский, к своему достоинству курфюрста Бранденбургского присоединивший впоследствии титул прусского короля. Август, как мы знаем, выступил на выборах 1697 г. и деятельно поддерживал свою кандидатуру через своего уполномоченного, адъютанта и друга графа Флемминга, щедро рассыпая направо и налево деньги и посылая драгоценные подарки женам влиятельных польских магнатов, чем привлекал на свою сторону их мужей. Раздав более других, Август был избран, но огромная по тому времени