Удивительное это было зрелище! В тесном помещении прожарки,при свете керосинки, толпятся заключенные всех мастей, склоняются надсамодельной картой, отпихивая друг друга, тычут грязными пальцами и наперебойсоветуют:

– А на фига Спартак бросил Домициеву дорогу и поперся вВультурн через горы? Бойцы и так устали, а он прется!

– Идиот, тебе же сказали! Этот, как его... Вариний раздербанилсвою армию пополам – типа хотел Спартака в клещи взять. Вот он и ломанулнапрямик, через Казилин в Капую...

– Ты кого идиотом назвал?!

– Так, ну-ка все цыц! А ты, Клык, ластой не маши, не виднони рожна.

– Слушьте, а давайте Спартак не будет ждать, пока на негоАнфидий нападет? Че зря время-то терять? Переходим вот сюда – это что тут?..

– Ага, мы снимаемся – а Анфидий нам в спину: шарах!..

Однако всякий раз выходило так, что войска гладиаторовоказывались разбиты наголову. Неужели в самом деле историческаяпредопределенность?

Быть того не может. У них был шанс. Просто они шансом невоспользовались. Или не заметили его...

Марсель на заседания «клуба» не ходил: не по рангу былосмотрящему в игры играть, но весьма происходящим в «сауне» интересовался.

Комсомолец тоже заинтересовался – но с другой точки зрения.

– Вы там охренели совсем? – зло бросил он как-тоСпартаку. – Вы еще игорный дом откройте и девочек позовите!

– Мы же ничего такого не делаем, – притворно недоумевалСпартак. – Мы играем в революционную игру – рассматриваем возможностьпобеды повстанца и борца народно-освободительного движения Спартака противримского империализма!

– Хватит дурня валять, а?! – едва сдержалсяКомсомолец. – Замполит уже косо смотрит, брови хмурит, я едва егосдерживаю... Хорошо хоть, начальник лагеря не просыхает... А потом вы во чтоиграть начнете? «Революция девятьсот семнадцатого»? То берут матросы Зимний, тоне берут, так?! Отличная игра!

Но в результате решили не придавать делу политическогооттенка, поскольку администрации это было совсем невыгодно, и махнули рукой на«клуб». Единственное, о чем попросил Кум, так это не придавать игре массовыйхарактер.

Спартак и не собирался – все равно больше десяти, от силыпятнадцати человек в прожарку не влезет.

А в середине осени грянуло.

...По берегам уже несколько дней лежал снег, но до ледоставаеще было далеко, пока на реке образовывалась лишь шуга. Старенький буксир тащилна длинном канате баржу с продовольствием для лагеря, совершая последний в этунавигацию рейс.

Капитан сидел, опустив лоб на руки. В дверь постучали. Он струдом поднял тяжелую голову и посмотрел на дверь мутными глазами:

– Ну кто там еще, – и попытался убрать со стола пустуюна две трети бутылку самогона, но пальцы не слушались, только стакан задел, итот, прокатившись по столу, со стуком упал на пол.

В каюту осторожно вошел моторист.

– Кэп, скоро причал уже будет, – и вопросительновзглянул на капитана.

– Ну и черт с ним! – голос тоже не слушался – вместоголоса раздавалось лишь какое-то карканье. – От меня ты чего хочешь?

– Так я ж подходов не знаю!

– Какие, якорь тебе в задницу, подходы?! Рули к причалу, ивсе дела!

– Кэп, так баржа ж на буксире, как подходить-то, я ж нерулевой...

– Ладно... иди в машину, щас поднимусь на мостик... Ничегобез меня не может, раздолбай! Подходы какие-то ему подавай, – глядя назакрывшуюся за мотористом дверь, бурчал капитан, шаря рукой по столу в поискахстакана.

Не нашел, выругался, схватил бутылку, отхлебнул прямо изгорла. Занюхал рукавом бушлата, тяжело поднялся и, держась за стенки каюты,пошел к двери.

На палубе капитан попытался запахнуть бушлат, но ветертрепал полы, не давая застегнуться непослушными пальцами. Он сплюнул тягуче идвинулся в рубку, едва передвигая ноги и поминутно хватаясь за леер.В рубке капитан пошарил в карманах, но вспомнил, что бутылка осталась вкаюте, и вновь смачно выругался.

– Полный вперед, – скомандовал он в машинное отделениеи лихо заложил штурвал в сторону берега, к видневшемуся впереди причалу. Ихрипло заорал во все горло:

Все вымпелы реют и цепи гремят:

На борт якоря поднимают!

Готовые к бою орудия в ряд

На солнце зловеще сверкают!

Моторист покрутил грязным пальцем у виска и вслух высказалвсе, что он думает о капитане и его матушке, благо в машинном грохот стоялтакой, что он сам с трудом себя слышал.

– Опять нажрался, опять на своем торпеднике в атаку наконвой немецкий идет. Нет, ну не мудак ли?..

Баржа, которую буксир тащил за собой, послушно пошла кберегу.

Навалившись на штурвал, капитан смотрел на приближающийсяпричал. Когда же до суши оставалось метров десять, он вспомнил, что у самогопричала в дно вбиты связанные в круг полые сваи, заполненные валунами и землейи выполняющие роль «быков»-ледоломов – они предохраняли причал в периодвесеннего ледохода. Капитан вытер алкогольный пот со лба и положил штурвал всторону от берега. Буксир послушно отвернул.

– Средний ход! – прокричал капитан в голосоотвод.

Машинист перевел дизель на средние обороты.

Не вспомнят ни камень, ни крест, где легли

Во славу мы русского флага!

Лишь волны морские восславят одни

Геройскую гибель «Варяга»!..

Ну, в общем, накаркал.

Баржа повторяла все маневры буксира, но – с некоторойзадержкой. Когда буксир стал удаляться от причала, она как раз находиласьнапротив «быков», скорость была еще высокой, и произошло именно то, что...Короче, строчку про геройскую гибель заглушил тошнотворный треск, и борт тяжелогруженной баржи оказался распорот от носа до середины корпуса. В пробоинухлынула вода. Буксирный канат натянулся как струна и со звоном лопнул.

Буксир, освобожденный от груза, рванулся вперед, капитанаотшвырнуло от штурвала, потом бросило вперед, и головой он выбил стекло впереднем иллюминаторе. Машиниста швырнуло на дизель. Он с трудом поднялся,ошарашенно помотал головой и без приказа перевел машину на «стоп». Потом,грохоча прогарами, бросился по трапу в рубку.

На глаза капитана стекала кровь из рассеченного лба. Онвытирал ее, но кровь не унималась.

– Что случилось, кэп?

– Все, дед, писец... пришвартуйся там как-нибудь... –После чего капитан сел прямо на пол рубки и обхватил голову руками.